Владислав Муравьев на приёме у Ари Видерчи

Невидимый помощник заглядывает в кабинет.

— Там курьер, тебе придётся самой его встретить. Этот бедолага едва от машины дошёл, на улице такой апокалиптический ветер! Боюсь, если ещё я сейчас с ним пообщаюсь, он сознание потеряет, — сообщает он Ари и добавляет едва слышно, — в последнее время все такие нервные.

— Да, это мои новые цветочные горшки привезли!

Ари рассчитывается с курьером, и когда тот уходит, просит помощника перенести коробки.

— Это что же, для новых цветов? Ты хочешь нас выжить из дома и оставить здесь одни растения?

— Конечно! — смеётся Ари. — Но выживать из дома я никого не стану. Вы будете цветочными рабами.

— Именно поэтому к тебе сегодня придёт Владислав Муравьёв? Я читал о нём. Преинтереснейший человек. Цветовод-журналист. Но ключевое слово тут, конечно, «цветовод»...

Помощник обрывает речь, увидев, что Ари его не слушает, любуясь новыми цветочными горшками и ещё множеством мешочков и пакетиков с непонятным содержимым. В это время свет несколько раз мигает и гаснет.

— Да что происходит? — Ари возвращается в приёмную, подсвечивая смартфоном, и подходит к окну. 

— Я пойду проверю, что там такое... — доносится голос удаляющегося помощника.

Ари замечает недалеко от дома человека, похожего на дервиша, закутанного с головой в одежды. Тот нервно и сгорбившись, словно хочет казаться меньше ростом, перемещается, стараясь не попадать в свет фонарей. Впрочем, фонари тоже гаснут один за другим. Ари открывает дверь, чтобы гость поскорее зашёл. Потому что такой странный человек на всей улице сейчас мог бы явиться только к ней. Гость, присев на ступеньках, что-то внушает небольшой собачке.

— Вы можете взять её в дом, — предлагает она, лишь бы человек поскорее вошёл. Порывистый ветер впечатляет.

— Боюсь, что она станет защищать территорию, а её территория там, где я. Вы же не хотите, чтоб ваш гардероб пострадал? Впрочем... иди домой, — гость встаёт, откидывает полу своего одеяния, собака ныряет туда и исчезает.

— Дом там, где ты сам... — бормочет гость. 

Одетый в восточный стёганый халат, на улице выглядящий неуместно, в помещении же гость смотрится органично. Ари, успевшая зажечь свечи, видит, как в их тёплом свете разбегаются по нему серебряные и золотые всполохи. Странный гость усаживается в кресло и молчит, не удосужившись снять с головы капюшон — лица совсем не видно. Кто он? Юнец, старик? 

— О, простите... — гость, наконец, обнажает голову и обезоруживающе улыбается.

Перехватив и вернув ему улыбку, Ари садится в кресло напротив.

— Беседа пройдёт при свечах. Вы не против? Что-то с электричеством творится.

— Конечно, в полумраке при свете свечей все чувства особенно обострены.

— Я люблю свечи. Они приятны моему внутреннему огню. А ещё при свечах хочется делиться тайнами и говорить о чувствах. 

— Тогда давайте о любви. С которой всё начинается и которой всё заканчивается. Любовь столь великое чувство, что стоит особняком от других. И одновременно настолько же простое. Мне кажется... я уверен, что люди неправильно читают инструкцию по собственной эксплуатации, — гость вновь улыбается, — ведь единственное их предназначение — любить и быть любимыми. А как, где и в каких декорациях совершенно не важно.

— М-м, то есть любовь, по-вашему, единственное предназначение, а всё остальное проистекает из этого? 

— Конечно, любовь и только любовь по-настоящему значимы. Всё остальное мишура и блёстки. Бижутерия, если хотите.

— Но любовь бывает очень разной. Мне особенно непонятны и чужды деструктивные её проявления. Хотя, чаще всего они ярко показаны в кино и литературе. Но я за то, чтобы драма квин оставалась там, никаким образом не касаясь моего тщательно оберегаемого от посторонних посягательств реала. 

— У любви не может быть деструктивных проявлений — любовь чиста и тревожно уязвима. Всё остальное как раз из того неправильного прочтения инструкции. Корявый, неправильный перевод с изначального. Поэтому мне так сложно бывает с людьми — мы читаем одну и ту же историю в разных переводах.

А то, что показано в фильмах... Я не силен в современных терминах — все эти абьюзы и прочее... это точно не о любви. Для любви естественно жертвовать, отдавать, но не требовать.

Ари встаёт и в колеблющемся неверном свете свечей обнаруживает странность. В зрачках гостя не отражается, но живёт пламя. Она замирает, всматривается, поймав себя на мысли, что это не совсем вежливо, но больше не видит ничего необычного. Просто глаза: не голубые, не карие. Обыкновенные. В них что-то от цвета сухой травы и табачного дыма. Ари прогоняет видение и идёт к бару.

— Владислав, поскольку без электричества я не могу приготовить кофе, то предлагаю вам... — открыв бар, Ари берёт бокалы. Ему наливает коньяк, а себе вина. И, вернувшись к креслам, протягивает гостю. 

Молчит, и молчание затягивается. Какие всё же странные горящие глаза. Ари вздрагивает, обнаруживает, что по-прежнему стоит, присаживается и спрашивает, перехватив собственную мысль:

— Видели ли вы когда-нибудь такое, что не видят другие или считается, что такого не может быть?

— Порой мне кажется, что рассудок мой необратимо поврежден — я вижу больше, шире или просто иное. Не то, что видят в мире люди. Помните, у Борхеса, когда герой видит Алеф? Такое, знаете, не способствует нормальности.

— Давно заметила, что «нормальность» редко встречается в писательской среде. Да и интровертов среди писателей куда больше. Не знаете, с чем это связано?

— Я думаю, что это связано с тем, что с людьми придуманными им проще, чем с людьми реальными. Хотя, конечно, и персонажи часто не желают жить по указке автора. Так получилось и у меня — один из героев взбунтовался и... книга стоит на месте. Я отказываюсь входить в его положение, он отказывается из него выходить. Так и живем.

— Ого! Как всё закручено, — улыбается Ари, покачивая бокал и глядя сквозь тёмное рубиновое вино на гостя. — Но ведь наши герои — частички нас. Можно сказать, что в процессе написания книги, наш разум расщепляется, в нас живут несколько личностей. Получается, нужно договариваться с самим собой?

— Ага. С собой договориться всегда проще. С людьми же... мне не сложно с ними, нет. Скорее, не интересно. Я по натуре интроверт и не люблю людей. Да, по мне не видно, но это скорее маска. Как и в книге я скрываю за ней множество чувств — прав тот, кто говорит, что писатель создает прежде всего автобиографию, пусть и спрятанную во множестве словесных складок. Ну или дневник, в котором он собирает нереализованные желания — такое тоже бывает.

— Мне, как человеку, не любящему открываться, импонируют интроверты. На счёт замечания об автобиографичности или желаниях соглашусь лишь отчасти. Далеко не все герои или героини несут в нас частички себя или имеют наши привычки. 

Владислав, а мешает ли вам как-то эта интровертность в жизни?

— Возможно, одним из проявлений этого является то, что я довольно часто «спотыкаюсь» на том, что не знаю имени человека. Знаю его много лет, но не его имя. И зависит это, скорее, от того, насколько человек мне когда-то запомнился. Потом — внутри срабатывает какой-то тормоз, блок, и имя не откладывается. 

— А в книгах это работает? Как там с запоминанием имён? Или тоже выборочно — любимых героев, тех, кто зацепил, запоминаете, а других — когда как? Ой, кажется, я озвучила, как чаще бывает у меня, — усмехается Ари.

— Как ни странно — нет! Всех героев, даже второстепенных я знаю от и до. Все их достоинства и недостатки, потаённые желания и совершенные ими гадости. Ну и, разумеется, имена.

— Кстати, про имена. На днях в одном из чатов горячо обсуждали названия цветов. Весьма оценили чувство юмора ботаников. А вы, как цветовод, как-то используете знания о цветах в своих произведениях?

— Конечно, а как иначе? Но немного, чаще всего косвенно. Хотя, главный герой даже имеет свой садик с олеандрами и апельсиновыми деревьями. И сад этот — его центр сосредоточения и умиротворения.

— О, такое я люблю. Сады меня всегда привлекают, тем более субтропические сады. Можно выгулять свою интровертность в лице главного героя. 

— Да, тем более, что в моём случае герой куда больший интроверт, чем его создатель. По объективным причинам, к сожалению.

— А можете немного рассказать о нём?

— Разве что немного. Еще практически подросток, наследник престола и в дальнейшем правитель. Историческая личность — тот самый Прокаженный король, существующий в альтернативной реальности. Обладающий в этой самой реальности некими... хм... сверхспособностями. И без меры рефлексирующий.

— Прекрасная характеристика — лаконично и ёмко, — кивает Ари.

Заметив, что гость бросает быстрый взгляд на часы и хмурится, хозяйка кабинета спрашивает:

— Вы спешите?

— Нет, но... я не сумел зарядить телефон и Она будет беспокоиться. Мы прожили вместе длинную жизнь и не научились расставаться даже ненадолго.

— Да, ещё и погодка располагает к волнениям, понимаю. Тогда давайте закончим беседу при свечах красиво, — Ари ставит бокал на столик и достаёт колоду любимых метафорических карт. — Хочется посмотреть, что они скажут о вашей книге.

— О-о, только посмотрите на это. Сердечная карта. Тёплая. Умиротворяющая. Как бы там ни было, труд вашей жизни греет вашу душу.

Хозяйка кабинета выходит проводить гостя. 

— До свидания, Ари, — прощается тот на пороге.

Дверь закрывается, в голове Ари проносится мысль — «Моё запомнил...».

* Записаться на приём к Ари Видерчи можно в личные сообщения на Автор Тудей, ТГ или ВКонтакте (ссылка в профиле)