Конкурс красоты. Три дихотомии

Присоединяюсь к флешмобу https://author.today/post/616975

В романе Формула Распутина женских персонажей много, как впрочем и мужских.
На конкурс красоты я выставлю Кристину Сперанскую, тем более, что и по сюжету она является "первой московской красавицей".

Дочку княгини Улита видела не часто, но всякий раз, когда выпадал случай, когда из-за спин прочей челяди Улите удавалось полюбоваться княжной, она ощущала себя попавшей в сказку.

Конечно, Улита знала, что Кристина никакая не княжна, — со временем она унаследует титул отца, а не матери, однако называть ее графиней не поворачивался язык.

Кристина могла даже нарядиться простенько, только ведь княжескую кровь под свитерком не спрячешь — она обязательно выдаст себя, — небрежным ли жестом, улыбкой или величавой позой, как на портретах предков.

Улите даже вспоминать было стыдно, как в приюте они с подружками прятали под матрацем модные журналы, чтобы ночами, при свете фонарика, любоваться туалетами известных артисток, — теперь, на фоне Кристины, все они казались деревенскими лахудрами. Какой бы красотой ни одарил Господь их светлость, но Кристина затмила даже собственную мать.

Неудивительно, что повесы всех мастей вились вокруг Кристины роем назойливой мошкары. Из её поклонников можно было выстроить очередь, которая, не единожды опоясав Москву, скрылась бы в дремучих муромских лесах. Да только не светило никому.

Дочь всесильной княгини Волконской, и этим всё сказано. Со мною как-то произошёл курьёзный случай. Одна из критикес обозвала Зину (мать Кристины) сьюшным персонажем. С учетом того, что автор не девочка, а мальчик, слушать это было очень смешно. Но на глубинном уровне я должен признать, что сьюшные элементы в построении обоих персонажей имеются, однако всех карт раскрывать не стану.
Сам для себя я называю Кристину "теневым главным героем", хотя читателю может показаться, что Кристина - второстепенный персонаж, который у всех путается под ногами. Своей сюжетной линии у Кристины нет, она скачет по чужим и неизменно устраивает там шурум-бурум.

Интеллигенту, причём потомственному, дружить с аристократами — адово наказание. То есть дружить ещё туда-сюда, но зависать в одних и тех же кабаках — удовольствие ниже среднего. Прежде, чем заказать свой несчастный капучино, Гарик битый час дожидался, пока его заметят. Кристина же войти не успела, а официантка тут как тут.

— Готовы сделать заказ?

— А где Сонька с Тимохой? — снизойти до челяди Кристина Алексеевна не удосужились. — Придут?

— Софи изображает примерную падчерицу, — ещё раз скосившись в смартфон, Гарик спрятал его в карман, — с отцом и мачехой уехала за город на лыжах кататься.

— Там, говорят, такая мачеха… — Кристина скривилась, — мачеха-гимназистка…

— Не знаю. Я с ней не знаком.

— Бедная Сонечка… Это ж скукотища-то какая! Я бы не смогла… Лыжи, тренажёры… Тоска зелёная!

— Ну… каждому своё.

Не знай Гарик Кристину, он решил бы, что с ним флиртуют. Сама подсела, светится, как ёлка рождественская, глаз не сводит, и взгляд такой мягкий, почти что нежный.

«А ведь Софи говорила, что она меня не переваривает…»

— Слушай, — Кристина загадочно улыбнулась, — а может, вы ей просто надоели?

— В каком смысле?

— В прямом. Девушке, может быть, любви хочется, а с вас чего взять?! Вы ж в игрушки дуетесь, что дети малые! — вздохнув, она небрежно отмахнулась. — Да вы и есть дети! Про Соньку с Тимохой уж пол-Москвы шепчется, а он всё ходит вокруг да около. Девушки таких не любят. Девушки любят взрослых и решительных! На лыжах она катается, видите ли! Может, конечно, и на лыжах… Только не с мачехой.

— Ну…

— Баранки гну. Вот увидишь — уведут Соньку! Глазом моргнуть не успеете!

Подобная прямота Гарика всегда подкупала. Мозгами он понимал, что Кристине лишь бы языком почесать, но воспоминание о вчерашнем разговоре с Софи больно царапнуло изнутри. Все эти дурацкие вопросы о любви к доярке, они ведь были неспроста.

— У вас трюфельное мороженное как и в прошлый раз? — отравив Гарика в нокаут, Кристина вспомнила об официантке. — Снова раскисшее?

Гарику сделалось неловко, и даже не за Кристину. Надеяться миновать конфуза, сидя с ней за одним столиком, было бы смешно. Совесть грызла за то гаденькое чувство упоения, с которым он наблюдал за бедной официанткой. А как же?! Все его страдания из-за несчастной чашки кофе были отомщены! Однако обида на Софи жгла сейчас сильнее совести. Даже если Кристина попала наобум — это ничего не меняло.

Софья Разумовская - это первый антипод Кристины из обозначенных троих. Противопоставление наследуется еще из самой ранней редакции романа, где Софья претендовала на роль главной героини, и проходит по линии добрая/злая, или, если угодно, циник/романтик. На нынешнем этапе уже скорее Софья при Кристине, а не наоборот. Да и Кристине романтика отнюдь не чужда.

Скосившись в зеркало, она показала отражению язык — тоскуй, мол, подо что дают. Но внешностью своей Кристина осталась довольна: печальные глаза пронзительно блестят, брови отчаянно изогнуты — почти как у матери на старых фотографиях. Высший класс!

Повод для грусти у Кристины имелся нешуточный. Снился ей нынче сон, будто бы танцует она на какой-то вечеринке не с кем-нибудь, а с самим Фрицем Келлером из «Рейнских виноделов». Только в фильме-то он милашка-дуралей, а тут — и шмот моднющий, и прогоны грамотные — не то что все эти светские мямли!

Сладостно ныло в груди от протяжных мелодий, в сумраке нежно стелилось мерцанье хрустальных шаров, и сердце замирало от каждого вздоха. Жаль лишь, что сны скоротечны…

Даже сейчас, под вой сирены, под неистовый стук снега о лобовое стекло, Кристина всё ещё кружилась в том упоительном танце, безнадёжно цепляясь за обрывки истлевающих видений, никак не желая с ними расставаться.

Закончился сон на самом волнующем месте, когда Фриц подарил Кристине кольцо. Тысячей звёзд сияло оно, обжигало подобно пламени. Выронила Кристина колечко на пол, вспыхнуло оно, и огненный вихрь уничтожил всё вокруг. Кольцо превратилось в ржавую железяку, а красавец-принц, издевательски захохотав, обернулся наглым разнузданным хулиганом.

Ни свет ни заря вскочив, Кристина твёрдо вознамерилась отыскать и купить точно такое же кольцо. Сегодня же! Даже если для этого придётся объехать все ювелирные лавки!

Она побывала у Фаберже: и на Кузнецком, и в Хамовниках; не поленилась съездить к Позье в Бирюлёво, была у Овчинникова и Готтлиба, но ничего похожего не нашла: то кольцо слишком тяжёлое, то бриллианты мелковаты.

Теперь она ехала в «Вий-Плезир» выпить кофе и собраться с мыслями. Сколько же ещё ювелирных лавок в Москве?! Уму ведь непостижимо! А сколько нервов придётся потратить! У солидных-то хозяев лакеи вышколены, по струночке ходят, они и дверцу перед тобой отворят, и машину на стоянку отгонят, а общаться с неотёсанными приказчиками Кристине не улыбалось.

«И всё-таки какой же он душка этот Фриц Келлер! — мечтательно думала Кристина. — Какой лапуля!»

Ради него она была готова на любые жертвы.

Впервые Кристина посмотрела «Рейнских виноделов» ещё задолго до премьеры, когда на семейном совете решался вопрос, допускать ли фильм к прокату. Отец считал, что картина насквозь пронизана коминтерновской пропагандой, растлевает молодёжь, подрывая тем самым цивилизационные основы общества. Однако мать, хоть и просидела все четыре часа с постной физиономией, сказала, что никакой крамолы она не увидела, а вырезать нужно лишь пару сцен.

— Каких именно? — с сомнением поинтересовался отец. — Зин, тут что ни сцена…

— Любых, — отмахнулась мать. — Это для профилактики. Германские партайгеноссе должны твёрдо помнить о нашей бдительности.

Редкий случай, чтобы Кристина целиком поддерживала мать. И если бы у неё спросили, если бы с её мнением кто-то считался, нашла бы тысячу доводов в пользу того, что фильм бомбический.

Второй антипод Кристины - Маргарита Бенкендорф. Проходит оно по довольно простенькой линии умница/красавица и может показаться основным, в силу довольно высокой значимости Риты в романе (и реальной, и кажущейся). Ни для Риты, ни для Кристины основным оно не является. Барышни терпеть друг друга не могут, но при этом стараются друг друга не замечать. Для Риты экзистенциальным антиподом является Улита (первый отрывок поста), а о Кристине чуть ниже.

Зная Кристину почти всю жизнь, Софья наперёд знала, что будет дальше. Сначала подруга обхает всё меню, закажет из него половину, а затем с удовольствием стрескает, и главное — без каких-либо последствий для фигуры.

— Чего изволите, барышни?

Подоспевший лакей хоть и старался держаться невозмутимо, но на Кристину поглядывал с опаской.

— У меня аппетит пропал от вашего сервиса, — с желчной ухмылкой огрызнулась та. — Впрочем… Принеси-ка мне порцию мороженого с миндальными трюфелями, кусочек киевского торта да чашку горячего шоколада с перцем. И пепельницу замени! А то не клуб, а свинарник какой-то!

— Будет исполнено, барышня, — лакей со всей доступной учтивостью поклонился и повернулся к Софье. — Вам?

— Мне латте повторите, пожалуйста.

За Кристину нередко приходилось краснеть. Наверное, оттого они и общаются меньше в последнее время. В детстве с нею было интересно, чего они только не отчебучивали вместе — скучать не приходилось! Кристина всегда верховодила, но и Софья старалась не отставать. Скольких гувернанток они довели до слёз! Сколько крови испортили менторам в гимназии!

Сейчас все те проделки казались милыми и безобидными — озлобленность и цинизм появились в Кристине позже.

— Как-то ты сегодня скромно, — не без ехидства заметила Софья. — Всего три блюда… Не твой уровень, тебе не кажется? Или принялась наконец фигуру беречь?

— Ещё чего! — бросила Кристина, закуривая. — Пускай она сама себя бережёт, у неё неплохо получается! Просто я на минуточку. Дел невпроворот.

Выглядела она действительно несколько измученной: то ли к сессии готовилась, что на Кристину не похоже, то ли ещё чего… Поинтересоваться Софья не успела, подруга сама полезла с расспросами.

— А ты, должно быть, решила нигилисткой заделаться?

На Софью она смотрела с нескрываемым подчёркнутым любопытством и какой-то слишком уж таинственной улыбочкой.

— С чего ты взяла?

— Мне латте повторите, пожалуйста, — передразнила Кристина и кивнула на книжку. — Начитаешься подобной ереси и начинаешь с холопами любезничать! Правильно эту крамолу запрещают. Я бы…

— Так ты читала?

— Нет, конечно! Мне-то зачем?! Или я не догадываюсь, что там написано? Социальная справедливость, ля-ля тополя…

— А откуда знаешь, что книжка запрещённая? Я, например, не знала… Вряд ли бы князь Трубецкой стал держать у себя запрещённую литературу…

Разумеется, Софья солгала, не особо, впрочем, надеясь, что подруга поверит.

— Ага, в макулатуру бы сдал! — Кристина издевательски кивнула. — Однажды предки что-то такое перетирали про эту Аксакову…

— А что говорили?

— Ой! Я уже не помню! — Кристина поморщилась. — Далась она тебе! Сумасшедшая старушенция… Давно, небось, ласты склеила где-нибудь под Баден-Баденом!

Когда принесли заказ, обошлось без эксцессов. Кажется, тема разговора интересовала Кристину гораздо больше, чем та стремилась показать, — до такой степени, что на всё прочее она перестала реагировать.

— Я всё понимаю, — продолжала Кристина, уплетая мороженое, — но откуда у тебя книжка из библиотеки Филиппа Трубецкого? Или у тебя появилась новая подруга? — в голосе сквозила обида. — В случайные руки книжка попасть не могла…

Изображать обиженку Кристине всегда удавалось на славу.

Тема была опасной, но Софье и самой хотелось поговорить о Рите — вдруг что-нибудь новенькое всплывёт.

— Если ты про Бенкендорф, то нет, — Софья равнодушно пожала плечами. — Я с ней даже не знакома. Слушай, а почему я её по гимназии не помню? Она, наверное, старше нас, но не сильно же?

— Так она с нами и не училась. Она в Староконюшенном училась. В гимназии для шибко умных, а не для таких дебилов, как мы.

Софья едва сдерживалась, чтобы не засмеяться, глядя, как подруга истекает желчью.

— А ты зря лыбишься! У Бенкендорф тоже есть чему поучиться.

— Чему же, например?

— Ну как… Ни кожи, ни рожи, а парни вокруг неё толкутся, точно мошкара на болоте! Третий сорт, конечно… Однако, при нашем-то безрыбье, любой вяленный пескарь в дело сгодится. А потом на тысячу слюнтяев один толковый парень наверняка попадётся…

Софью будто бы кипятком ошпарили — от вспыхнувшей ревности даже потемнело в глазах.

«Крис права, — думала она, сжав кулаки до хруста, — Андрей либо врёт, либо по наивности сам не понимает, что происходит!»

Тут надо заметить, что и Рита не уродина, и Кристина отнюдь не дура. Их таковыми считают и им так комфортнее.
Экзистенциальным антиподом Кристины для меня, как автора, является Ольга Сендерихина. Слово "экзистенциальный" не очень хорошее, оно настолько общее, что уже перестало быть содержательным. Однако ничего более конкретного я подобрать не смог.

«Зулейха Эрастовна Комяго» — золотыми буквами сверкало на бейджике.

— Вы у меня по записи? — уперев руки в бока, строго поинтересовалась тётка. — На какое время?

— Да. Сендерихина. На три часа.

Зачем вообще была нужна какая-то запись, Ольга не понимала. Желающих постричься у Зулейхи Эрастовны не наблюдалось — огромный зал на восемь кресел безнадёжно пустовал. Студенты — народ не слишком состоятельный, а платить без малого пять рублей за поход в парикмахерскую — это уже непростительное мотовство.

Ольга тоже предпочитала стричься у соседки по этажу, но в честь завтрашней пресс-конференции решила нарушить традицию и пожертвовать частью бюджета.

— Проходите, милочка, располагайтесь, — тётка заметно подобрела. — Не желаете ли кофе?

Если говорить начистоту, то кофе Ольга не желала — он уже тёк из ушей, но и отказываться было невежливо.

— Спасибо! С удовольствием!

— Вот и славненько! Я сварю, а вы пока журнальчики полистайте. Может, и себе причёсочку подберёте.

Модного глянца имелось здесь с избытком. Раздевшись и устроившись в кресле у столика, Ольга поняла, что быстро выбрать не получится, — глаза разбегаются. Если уж и тратить огромные деньги, то на что-нибудь по-настоящему стильное.

Пока, подобно лабораторной центрифуге, взахлёб ревела кофемолка, пока зал наполнялся ещё с утра опостылевшим запахом, Ольга придирчиво перебрала почти все здешние журналы.

«Проще разложить в ряд функцию Дирихле, чем решить, в чём пойдёшь на вечеринку…»

Один из них, пожалуй, самый гламурный, лежал чуть поодаль, и в руки попался последним. Едва взглянув на обложку, Ольга сразу же поняла, как выглядит причёска её мечты.

И это при том, что её обладательница особых симпатий не вызывала — самовлюблённая светская кукла, всеми силами изображающая надменную холодность, — слишком вычурной казалась её красота, чтобы быть человеческой и человечной. Бриллианты в её колье выглядели вполне настоящими, сама же барышня — насквозь фальшивой.

«Странно… Где я могла её видеть? — мысль занозой застряла в мозгу. — Но ведь точно видела и совсем недавно!»

Что-то неуловимо знакомое проступало сквозь резкие черты её мраморного лица и не давало покоя. Но память отказывалась подчиняться, Ольга лишь без толку всматривалась в портрет, почти как давеча в таблицу Менделеева.

— Эка, на что вы замахнулись! — прокряхтела Зулейха Эрастовна, ставя на стол приготовленный кофе. — На «Butler»! Там у них только высший бомонд!

— Можете сделать, как у неё? — задумчиво кивая в журнал, поинтересовалась Ольга. — Или это дорого?

— Да нет… Строго по прейскуранту, — всё так же, подперев бока руками, тётка пристально рассматривала Ольгу. — А вам оно надо?

— В смысле?!

— Милочка, вы на каком курсе учитесь?!

«Начинается! Маленькая собачка — всю жизнь щенок!»

Большинство женщин впало бы в экстаз, услышав подобное. Ольгу ситуация бесила — когда профессор университета выглядит инфантильным подростком, то это, как минимум, вредит субординации. Ещё в детстве её пытались дразнить полторашкой и наверняка затравили бы, не будь у Ольги старшего брата, который, чуть что не так, сразу же бьёт в челюсть, а только потом переходит к увещеваниям.

Ольга и сейчас хотела возмутиться, но вместо этого зачем-то соврала.

— На третьем, а что?

— Вот и наслаждайтесь вашей молодостью, пока дают! А пучок вас состарит. Сделает из вас тридцатилетнюю мегеру!

«Вот и славненько! — мысленно передразнила Ольга парикмахершу. — Буду хотя бы на свой возраст выглядеть!»

— Ну её же не старит, — она вновь кивнула на барышню с обложки. — Совсем нисколько…

— Х-ха! Будь у меня её деньжищи, и меня бы ничего не старило!

— А кто это? — в надежде на разгадку спросила Ольга. — Какая-то актриса?

— Милочка, вы с луны свалились?! Это же Кристина Сперанская!

Имя ровным счётом ничего не говорило. В ответ Ольга лишь пожала плечами — впервые, мол, слышу.

— Точно с луны свалились! А про княгиню Волконскую вы что-нибудь слышали?!

— Про неё слышала…

— Дочурка это ихняя!

Живут барышни в разных городах, но по сюжету обязательно пересекутся. И у них, как ни странно, сложатся неплохие отношения. Всё дело в ассиметричной симметрии их пейрингов. О партнере Ольги я ничего писать не стану. В данном контексте информация о нем содержала бы бронебойный спойлер. А партнером Кристины станет тот самый старший брат Ольги, который "сразу же бьет в челюсть".

— Тихо! — Яшина рука потянулась в карман. — Что это?!

— Не кипишись, Раввин, — успокоил Сима. — И волыной своей не отсвечивай. Чужие тут не ходят. Я даже на ночь не всегда лабаз закрываю.

Тяжело кряхтя, Сима поднялся и, едва не опрокинув один из стеллажей, неровным шагом поплёлся встречать покупателей.

— Кого ещё принесла нелёгкая, — пробубнил он. — На ночь-то глядя…

На всякий случай Яша притаился за дверью. Сквозь узкую щель видел он не слишком-то много, зато сам оставался в тени.

Опасения оказались напрасными. У прилавка торчала хрупкая барышня лет двадцати и с нескрываемой брезгливостью оглядывалась по сторонам.

Белая норковая шубка, барские манеры — всё указывало на то, что к подобным антуражу и сервису она не привыкла.

«Ну, точно же она не из блатных, — с усмешкой отметил Яша. — А кто-то ещё заливал, что чужие здесь не ходят…»

Странное чувство… Чем-то она неуловимо напоминала Ольку, особенно, когда та капризничала.

Наверняка кто-нибудь посторонний сходства бы не увидел, оно едва прочитывалось во взгляде и мимолётных жестах.

А ещё вскользь подумалось, что все расфуфыренные нигилистки, с их титулами и цацками, этой крале даже в подмётки не годятся.

Как она держала фасон! Загляденье! Брови высоко подняты, губки поджаты. Сняв с полки картину, барышня рассматривала её с таким видом, будто бы хотела спросить: «Вы на какой помойке это нашли?»

— Чего изволите, сударыня? — подоспел Груздь. — Смотрите, выбирайте… Выбор у нас богатый!

— Я подыскиваю кольцо, — барышня отложила картину. — Какое-нибудь… Особенное…

— Так вот же они, перед вами, — Сима кивнул на витрину. — Вы для кого подбираете? Для себя, подруги или для жениха?

— Барахло, — небрежно обронила она. — Поприличнее ничего нет?

— Вас что-то не устраивает? — удивился Сима. — Товар авантажный!

— Я же сказала. Особенное. Ты не услышал? — с усталым раздражением процедила барышня. — Тебе семь раз повторять надо?

Зная Симу, его норов и объёмы выпитого, дальнейшее угадывалось без труда. Он и по трезвяку-то особой сдержанностью не отличался.

— Ишь оно как! — взвился Груздь. — Поприличнее тебе?! А рыло не треснет?!

— А вот хамить мне не нужно! — змеёй прошипела она. — Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, шантрапа?!

— В душе не чаю!

Барышня гневно фыркнула, развернулась и, цокая каблучками, направилась к выходу.

— Ты меня ещё вспомнишь! — бросила она через плечо. — Я тебе такие проблемы устрою!

— Катись-катись, соплячка! — проорал Сима ей во след. — Ещё угрожать мне будет…

Почти сразу где-то на улице хлопнула дверца авто, свирепо взревел мотор, но уже через минуту смолк, уступив место привычному дребезжанию ночного города.

— Узнаю, кто этой лярве наводку дал, ноги выдерну, — возмущался Сима, усаживаясь на место. — Поприличнее ей!

— А укатила-то на тачке!

— Не, ну баблишко-то у неё есть, я ж разве спорю. Только, кто она такая, что бы мне тут пальцы гнуть?!

— Ну, мало ли, — усмехнулся Яша. — Ты ж даже не знаешь, кто наводку дал.

— А ты, я смотрю, запал на неё? — Сима хитровато подмигнул. — А то догоним? Водочки ей нальём.

— Не гони порожняков, Груздь. Не по масти она мне.

— Ой! Я-таки вас умоляю! — Сима захохотал. — Скорее уж ты ей не по масти! Кто она по-твоему?! Царевишна-королевишна?! На прикид повёлся? Дочурка мелкого барыги из какой-нибудь Пупындровки занюханной! Не обижайся, Раввин, но ты в столице человек новый, не обвыкся ещё. Так в Москве одеваются только тюленихи сибирские. Ну, или… Я не знаю… На приём к княгине Волконской!

— А вдруг она как раз оттуда?

Ну и напоследок замечу, что Кристина Сперанская - самый "благодарный" персонаж романа. Её психотип весьма неплохо клонируется в других произведениях. Перечислять их не буду, но одну из иллюстраций покажу.