О профессиональной писательской этике

Меня всегда удивляла токсичность нашего писательского сообщества — не всех его участников, обобщать не буду, но как средняя температура по больнице, с учётом инфекционного отделения, реанимации и морга.

Я понимаю конкурентность сетературы — там среди авторов идёт нешуточная битва за аудиторию, но среди некоммерческих авторов, лежащих в сторону большой литературы, какая может быть конкуренция? Общее ж дело делаем: упрямо тыкаем палочкой в трупик литературного русского языка — вдруг оживёт?

Расскажу один случай: разбирали повесть. Автор — новичок, пришёл учиться, о чем сам и сказал. Проблем в этой повести было много — мой разбор по объёму вышел немногим меньше исходного текста. Не буду скрывать, некоторые места вызывали желание поязвить, но давайте подумаем: станем ли мы издеваться над детскими рисунками? Над первыми гаммами новичка?

В УЧЁБЕ НЕТ НИЧЕГО ПОЗОРНОГО, в каком бы возрасте она ни начиналась. Я учился водить машину в 44 года. Наверное, я выглядел немного комично в автошколе среди молодых пацанов и девчонок, но не помню, чтобы кого-то это заметно развеселило. Я начал писать в 46, и все мои опусы, от самых первых, висят в интернете — смейтесь на здоровье, а потом откройте свои первые потуги и возвращайтесь к работе. Любое умение рождается из сотен и тысяч неудачных попыток, только пелёнки человек пачкает сразу и без тренировок.

Тогда случилась история, понять которую несложно и не будучи великим психологом. Один из рецензентов раз ударил в слабое место автора (что самое неприятное в более личное, чем профессиональное), второй раз — в зале начались смешки. Почувствовал отзывчивость аудитории — и понеслось. Зал веселится, автор краснеет, рецензент — в упоении. Вмешиваться вроде тоже не правильно — замечание по делу, но слишком уж много внимания этому конкретному аспекту уделяется.

После того, как услышал сзади тихий голос одного из коллег: «Ну раз, два сказал, но зачем так издеваться-то?», понял, что надо как-то всё это остановить — вмешался. Нарочно многословно начал объяснять разницу между художественным текстом и документальным изложением событий — испортил весёлое стэндап-шоу.

Потом было обсуждение книги другого автора. Один рецензент начал обсуждать логику книги, динамику, оригинальность сюжета и т п, прочитав всего три главы. Другой рецензент начал рассказывать, как низко пала литература и как, ради коммерческого успеха, авторы добавляют в свои книги всю эту мистику и фантастику. Третий, контрольным в голову, поинтересовался: «А вы читали книгу «...» нашего коллеги? [с посылом, что вот там серьёзная литература, не то, что эти мистики с фантастиками] Нет? Ну, я так и думал...»

Все это, кажется, не касалось меня напрямую, но почему я ушёл со встречи таким расстроенным и разочарованным? Меня разбила эта ситуация настолько, что я физически чувствовал себя больным. Всякое бывало, были и резкие, болезненные выступления рецензентов, но никогда раньше они не превращались в открытые издевательства и личные оскорбления. Что случилось? Как будто какой-то газ распылили. Как будто кто-то один бросил в чистый угол бумажку, и там быстро выросла свалка мусора.

У критики есть две взаимоисключающие цели: помочь автору подняться над своим уровнем или поднять себя над уровнем автора. Каждому рецензенту перед тем, как критиковать, стоит сначала честно признаться себе: какую из этих двух целей он преследует. Если вторую, то у меня плохая новость — на лицо серьёзная проблема, но не у автора, а у критика