Субботнее, свежее

К перманентному флэшмобу "Субботний отрывок" от Марики Вайд.

Следуя своей личной традиции, несу самое свежее -- труд последних нескольких дней.

Поднимался Иосиф не быстро: он и боялся расплескать воду, и вообще сделался медлительным, как с ним бывало всегда во время напряженных раздумий. А он сейчас и в самом деле напряженно размышлял. Новость о «колесном епископе» по-прежнему казалась ему очень важной, но в тоже время вызывала всё больше сомнений.

Увы, проверить правдивость слов солдата было сейчас затруднительно. Конечно, можно было бы попробовать разузнать о пленнике у Куриана – но затевать подобные разговоры со вспыльчивым кентурионом имело смысл, только когда тот пребывал в благодушном настроении. Сейчас же, после заката, Куриан либо уже спал без задних ног, либо по своему обыкновению наливался подозрительным пойлом старого Шломо – и в любом случае тревожить его определенно не стоило.

При других обстоятельствах Иосиф, конечно, поспешил бы поделиться новостью о «епископе» с Уфрином. Тот, будучи человеком весьма умным и рассудительным, наверняка либо подтвердил бы, либо развеял его сомнения – и уж точно составил бы о новости свое мнение. Однако сейчас это было невозможно: Уфрин как ушел еще днем к Новому порту, так до сих пор и не вернулся. А больше обсудить услышанное было, пожалуй, и не с кем: и простые солдаты, и десятники, служившие в гарнизоне башни, казались Иосифу сплошь невежественными и суеверными.

Так что в обсерваторию Иосиф явился задумчивым и насупленным.

– Вот, – объявил он, опуская кружку на стол. – Раздобыл.

Этайн сразу встрепенулась. Легкой походкой она подошла к столу, изящным движением протянула руку к кружке.

– Спасибо, милый Иосиф, – произнесла она мелодичным голосом, от которого у Иосифа внезапно замерло сердце и оборвалось дыхание. – Ты очень заботлив!

– Да не за что... – смутившись, пробормотал Иосиф. – Вода-то, честно говоря, так себе...

Однако настроение у него, вопреки всякой логике, стало не просто улучшаться – он вдруг почувствовал, что взмыл душою в горние выси, прямо к любимым звездам, планетам и туманностям.

А еще через мгновение Иосиф стремительно опустился обратно на грешную землю.

Потому что Этайн, едва успев поблагодарить его, тотчас же повернулась к травознаю.

– Будешь, Олле?

Вообще-то, добывая воду, Иосиф был преисполнен самых добрых намерений в отношении обоих гостей, а травознай с самого начала вызывал у него искреннюю симпатию. Но стоило Этайн произнести «милый Иосиф» – и словно что-то перевернулось в его душе. В один миг эта едва знакомая девушка сделалась для него самой замечательной на свете, невероятно нуждающейся в его защите и опеке и – страшно сказать – желанной. А травознай внезапно предстал в его воспалившемся воображении счастливым соперником.

Разумеется, всё это было невероятной глупостью. Ну не мог же пробившийся в инженеры сын пастуха, да еще и иудей, рассчитывать на ответные чувства девушки-христианки из императорской семьи! По трезвом размышлении Иосиф, конечно, пришел бы в ужас от своих нелепых мечтаний. Но вот способности к трезвым размышлениям он сейчас, похоже, как раз и лишился. И виной тому была не только вспыхнувшая в его сердце любовь, но и острая, мучительная ревность.

На то, чтобы не счесть травозная своим лютым врагом, здравомыслия у Иосифа все-таки хватило. Но и только. Теперь всеми его помыслами овладело безумное стремление немедленно превзойти соперника во всём, в чем только возможно, и произвести на Этайн должное впечатление.

Между тем его гости, судя по всему, ничего не заподозрили. Травознай вежливо отказался от воды, уступив кружку Этайн. Та осторожно сделала несколько глотков, а затем повернулась к Иосифу и благодарно улыбнулась.

– Спасибо! – сказала она всё тем же чарующим голосом. – Ты просто спас меня – я ведь непривычная к такой жаре!

Затем, всё так же улыбаясь, Этайн протянула кружку травознаю, и тот в один миг осушил ее.

– Спасибо, любезный Иосиф, – кивнул он благодарно. – Это было очень кстати.

А у Иосифа в голове тем временем творилось бог весть что. Мысли одна другой нелепее приходили ему на ум, выстраиваясь в причудливые цепочки. «Этайн же сказала „спас меня“, а не „нас“! – размышлял несчастный влюбленный. – Выходит, этот парень, травознай, не так уж много для нее и значит?.. Но ведь потом она оставила ему воды – а мне даже не предложила... Зато улыбнулась-то она все-таки мне, а не ему... Или и ему тоже?..»

Неожиданно Этайн, словно прочитав его мысли, спохватилась.

– Ой, – воскликнула она испуганно. – Мэтр Иосиф, мы же о тебе совсем не подумали! Ты-то сам хоть попил?

Как почудилось Иосифу, голос Этайн сделался еще более завораживающим, а от ее непривычного акцента так и веяло таинственными, волшебными Оловянными островами.

– Попил, конечно, – глупо улыбнувшись, соврал он в ответ. А затем ни с того ни с сего вдохновенно продолжил: – Хочешь, я тебе покажу одно свое изобретение? Ну пока нет новостей, надо же нам чем-то себя занять!

Увы, Этайн этим предложением, похоже, совсем не заинтересовалась – лишь неуверенно пожала плечами, а на щеках у нее вспыхнул странный лиловый румянец. Зато на слова Иосифа бурно отреагировал травознай.

– Конечно, посмотрим! – оживился он. – Тоже какой-нибудь оптический прибор?

Разочарование Иосиф вроде бы сумел скрыть – по крайней мере, так ему показалось.

– Ну... – протянул он, вроде бы обращаясь к юноше, но украдкой все-таки посматривая на Этайн. – В некотором смысле. Рассматривать звезды он не поможет, а вот работу телеграфа должен улучшить.

И тут Этайн вдруг встрепенулась.

– То есть мы опять поднимемся туда – на верхнюю площадку, к зеркалам? – спросила она. – И, может быть... – Неожиданно Этайн запнулась, а затем взволнованно продолжила: – А вдруг там уже пришел ответ?!

«Нет, конечно», – завертелось на языке у Иосифа. Но произнести такое вслух означало бы разочаровать девушку, разрушить ее отчаянную надежду!

И Иосиф снова слукавил – совсем чуть-чуть, совсем безобидно.

– Кто знает? – ответил он неопределенно. – Там сейчас солдат дежурит. Почему бы нам его не спросить?

– Тогда пошли! – воодушевленно откликнулась Этайн, и Иосиф окончательно воспрянул духом.

 

* * *

 

Если за водой Иосиф летел стрелой, а возвращаясь в обсерваторию, еле переставлял ноги, то сейчас он поднимался по лестнице неверными шагами, словно после большой кружки, а то и целого кувшина вина. Масляный фонарь в его руке светил тусклым, коптящим пламенем, едва освещая путь. В полумраке Иосиф то и дело попадал ногой мимо ступеньки, однако всякий раз каким-то чудом удерживал равновесие и не падал. Более того, с лица его даже тогда не сходила блаженная улыбка. Разве могли такие пустяки вывести его из состояния счастливого восторга, если следом за ним, лишь совсем немного приотстав, шла Этайн! Иногда до ушей Иосифа долетал едва слышный звук ее шагов, и тогда каждый раз дыхание у него перехватывало, а сердце делало несколько громких и частых ударов. А ни в чем не виноватый, но все равно ужасно раздражавший его травознай плелся где-то далеко внизу, сделавшись совсем незаметным.

В душе Иосифа сейчас творилось нечто странное. Прекрасная Этайн, окаянный травознай, загадочный «колесный епископ» – мысли о них причудливо перемешались в его голове, разом породив несколько трудно совместимых друг с другом стремлений. Разгадать не дававшую покоя загадку «епископа», блеснуть разнообразными талантами перед девушкой, посрамить в ее глазах злополучного травозная – всё это Иосиф намеревался проделать одним махом в самое ближайшее время. «Первым делом я покажу Этайн свою придумку, – мечтал он, преодолевая последние ступеньки. – А потом поговорю с Монтиколой и всё от него выясню». Разумеется, воображение в подробностях рисовало ему, как Этайн искренне восторгается его изобретением, а затем увлеченно слушает его беседу с солдатом и в конце концов сама присоединяется к расспросам. В том, что этот разговор ее заинтересует, Иосиф не сомневался: Этайн ведь определенно была неравнодушна к загадке «небесного колеса»!

Однако стоило Иосифу выбраться на площадку – и сразу же всё пошло кувырком. Вопреки заверениям привратника, Монтиколы на месте не оказалось. Более того, там вообще не было ни души. Помимо всего прочего, это означало, что за башней Оппидума сейчас никто не следил.

Опешив, Иосиф остановился. Затем растерянно позвал:

– Эй! Есть тут кто-нибудь?

Разумеется, с площадки никто ему не отозвался: спрятаться на ней было попросту негде. Зато через мгновение откликнулась Этайн.

– Что-то случилось, мэтр Иосиф? – воскликнула она встревоженно.

– Нет-нет, – поспешно откликнулся тот. – Пустяки, маленькое недоразумение.

А еще через мгновение из-за спины Этайн донесся заинтересованный голос травозная:

– Любезный Иосиф, а что это все-таки за изобретение?

В первый миг Иосиф даже скривился от досады. Ну почему столь долгожданный вопрос был задан не прекрасной девушкой, а этим назойливым парнем? Впрочем, опомнился он сразу же, а еще через несколько мгновений окончательно взял себя в руки. И принялся рассказывать – вслух обращаясь к слушателям во множественном числе, но мысленно имея в виду не столько травозная, сколько Этайн.

Хотя Иосиф и начал свой рассказ через силу, очень быстро он увлекся. Настолько, что даже стал говорить в своей излюбленной манере – щедро разбавляя рассказ вопросами и тотчас же сам на них и отвечая. Только что мучившие влюбленного инженера ревность и досада отступили, затаившись где-то в дальних закоулках сознания. Однако отчаянное желание произвести впечатление на девушку так его и не оставило.

– Помните ли вы, что наш Ликсус – это не только город, но и порт... теперь уже, можно сказать, целых два порта? – упоенно вещал Иосиф, украдкой поглядывая на Этайн. – А если помните, то должны были бы сразу догадаться, что без маяка у нас не обойтись. И наша башня с самого начала была задумана не только как станция связи, но еще и как маяк. Во времена достопочтенного Батдубая вот на этой самой площадке, – при этих словах он сделал широкий жест рукой, – по ночам зажигали костры. Но как вы полагаете: пошли ли жар, дым и копоть на пользу нашим зеркалам? Нет, разумеется! И тогда я...

Тут Иосиф неожиданно смутился. Как бы ни хотелось ему приписать все изобретательские заслуги себе одному, справедливость требовала хотя бы упомянуть вклад старого друга в эту затею.

– Э... – продолжил он, запнувшись. – В общем, мы с Уфрином... Вернее, Уфрин предложил подобрать горючую смесь, которая давала бы яркий свет и не чадила, а потом мы вдвоем...

С этими словами он сделал шаг в сторону от люка – и внезапно погрузился в ночную тьму. Фонарь в его руке, и без того горевший слабым огоньком, погас окончательно.

– О проклятье... – пробормотал Иосиф себе под нос. – Тьма египетская!..

– Мэтр Иосиф, я вижу возле ящика с зеркалами большой фонарь, – вдруг послышался певучий голос Этайн. – Если он заправлен и у тебя найдется огниво, я могу попробовать его зажечь.

Будь девичий голос не столь чарующ, а сам он не столь обескуражен, Иосиф наверняка вовремя догадался бы, что́ за фонарь Этайн обнаружила на площадке. Но сейчас голова его почти не соображала. И поэтому в ответ Иосиф бездумно кивнул.

– Да, разумеется... – пробормотал он, не отрывая взгляда от смутного, едва различимого в темноте силуэта девушки. – Сейчас, сейчас...

Вскоре, порывшись в своей поясной суме, Иосиф на ощупь отыскал мешочек с трутом, кремнем и куском серного колчедана.

– Вот, великолепная... – прерывающимся от волнения голосом вымолвил он и протянул руку.

Этайн на удивление легко нашла его ладонь в темноте. Их пальцы соприкоснулись, и сердце Иосифа тотчас же замерло в сладостном восторге.

– Танни, – внезапно разрушил его хрупкое счастье негромкий голос травозная. – Давай лучше я.

Пальцы Этайн тотчас же исчезли – вместе с огнивом. Иосиф невольно вздохнул. А Этайн с удивлением воскликнула:

– Ну почему, Олле?

– Мне кое-что не нравится, – пояснил травознай. – Например, деревянный пол. Мало ли что... – Запнувшись он на мгновение замолчал, а затем задумчиво продолжил: – Впрочем, жгли же здесь как-то эти самые костры...

– Тут есть каменная площадка, – не задумываясь, вмешался Иосиф.

– Вот видишь, Олле... – тотчас же подхватила Этайн, и Иосиф мысленно возликовал. Значит, великолепная и в самом деле заинтересовалась его изобретением!

Травознай, однако, на этом не успокоился.

– И еще... – решительным голосом заявил он. – Нид уи́ф ин имзирие́д ин и кими́скез хило́зг хун...

Из фразы на незнакомом языке Иосиф, разумеется, не понял ни слова. Однако по тону, каким она была произнесена, догадался, что травознай снова возразил. Увы, ничего, кроме нового приступа ревности и раздражения, он при этом не ощутил.

– Олле, по-моему, ты неправ, – между тем фыркнула Этайн. – И вообще, ты ведь наверняка этого фонаря даже не видишь! Ну и как ты собираешься его зажигать?

Травознай вроде бы опять попытался что-то сказать, но успел издать лишь короткий нечленораздельный звук. Шагах в трех от Иосифа послышался характерный стук кремня. Сверкнули колючие оранжевые искры, на мгновение высветив бледное девичье лицо и длинные пряди огненно-красных волос. А еще через мгновение раздался громкий хлопо́к, и в небо взметнулся столб яркого белого пламени. Этайн громко вскрикнула, взмахнула руками...

Иосиф и травознай среагировали одновременно. Не сговариваясь они оба метнулись к девушке. Подоспевший чуть раньше Иосиф подхватил Этайн под мышки, оттащил в сторону. «Какая же она тяжелая! – мелькнуло у него в голове. – И какая горячая!»

При свете быстро опавшего, но все равно оставшегося ярким пламени Иосиф без труда отыскал скамейку. Вдвоем с травознаем они осторожно, поддерживая под руки, подвели к ней Этайн, помогли сесть. Глаза у Этайн были закрыты, а и без того бледное лицо сделалось совсем белым.

– Уф-ф... – пробормотал Иосиф облегченно. – Вроде бы обошлось...

– Болван! – зло процедил травознай. – Как ты, Танни?

– М-м-м... – откликнулась та дрожащим голосом. – Ну... Это было интересно...