Ничего, кроме пепла (старое недоброе)

Неисправимому оптимисту И.Б.

Прилетает по ночам ворон,

как кукушка, - "Nevermore!" - шепчет.

Я не слышу: увлечён спором

с изваяниями, чьи вещи

составляют круг тройной: космос,

спирос, логос. Спорить мне трудно.

Инструменты плавятся. Осмос

их сливает с злобою будней.

Только постоял у камина,

как рассыпан в отзвуки, блики.

Спорщик, суть и цель воедино

смешаны с тенями великих.

И какой, к чертям, археолог

что-то там отроет из праха?

В тишине зачтёт нам некролог

каркающий падальщик-птаха.

22.05.17

* * *

Поскольку иной текст прямо-таки требует комментария, чтобы быть понятым полнее и прямее, выдам большой кусок контекста прямо из СИшных комментариев:

  *филолог-mode on*
 
  ПЕССИМИСТИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
 
  Итак, автор наконец-то изрыгнул давно обещанный долгострой под названием "Видения, или Современные сказки", а также не обещанный и, вероятно, спонтанный монолит рафинированного негатива под заголовком "Ничего, кроме пепла".
 
  Необходимо отметить, что уже само название является цитатой-отсылкой. Любителям фантастики, вероятно, памятна одна из "Жестоких сказок" П. Шумила, -- "Переведи меня через майдан":
 
  - /.../ Да муть все это. Не в долге дело. Выдумал я его. Понимаешь, девочка, у человека должна быть цель в жизни. Моя цель умерла там, в космосе. Теперь ищу заменитель. Суррогат. Долг - хороший суррогат смысла жизни, ты не находишь?
  - Пепел у тебя в душе. Ничего, кроме пепла.
 
  Также прямой цитатой является первая строка. Уместно будет процитировать здесь первоисточник целиком:
 
  Прилетает по ночам ворон,
  Он бессонницы моей кормчий,
  Если даже я ору ором,
  Не становится мой ор громче.
 
  Он едва на пять шагов слышен,
  Но и это, говорят, слишком.
  Но и это, словно дар свыше, -
  Быть на целых пять шагов слышным!
 
  Эти пронзительные строки, написанные на излёте шестидесятых, в предчувствии эпохи застоя, принадлежат перу А. Галича. Но нашему автору мало отсылок к отечественным авторам, и уже во второй строке в клюв ночного гостя вкладывается знаменитое "Nevermore" из, вероятно, одного из знаменитейших стихотворений не только Э.А. По, но и вообще всей мировой культуры. Что даёт автору возможность и право перейти от частных тем к общим, к интертекстуальности человеческого существования. Вот только пристёгивается новая коннотация как-то странно: ворон почему-то ведёт себя "как кукушка", да ещё и не каркает, а "шепчет".
 
  Предположим, что эти детали не случайны... в конце концов, ничего случайного, когда речь идёт о творчестве, вообще нет; и даже если автор, будучи откровенным графоманом, вставляет в своё поделие какие-нибудь речевые ошибки, штампы etc. -- это смело можно трактовать как проявление части породившей графомана языковой стихии, часть культурной среды, то есть снова проявление определённой закономерности.
 
  Так откуда же взялись особенности второй строки?
 
  Листая недавние сообщения автора на его же странице СамИздата, мы обнаружим в посте (688. *Нейтак Анатолий Михайлович (keyson@list.ru) 2017/05/17 02:52) информацию, свидетельствующую, что автор прочёл вступительный очерк О. Лекманова и М. Свердлова к сборнику Николая Олейникова "Число неизречённое". Таким образом, источник весьма отчётливого, хотя и быстро выветривающегося абсурдистского душка в "Ничего, кроме пепла" можно считать установленным. Олейников -- ещё один автор, с которым, пусть и менее явно, стремится вступить в полемику Нейтак. При этом сами методы погубленного сталинщиной обэриута и здравствующего ныне фантаста заметно расходятся. Там, где Олейников пародирует речевые штампы, смешивая смешное и страшное, разлагая семантическую цельность высказывания ради буффонады и гротеска, -- Нейтак куда мрачнее и однозначнее. Ведь, если вдуматься, птица, которая вместо отсчёта лет начинает шептать, как специальный раб в уши древнеримскому триумфатору, "nevermore!" -- это уже совсем не смешно. Скорее страшно.
 
  И это -- лишь прелюдия к настоящим ужасам.
 
  Не будем вдаваться в такие же подробности при разборе следующих строк, обратим внимание лишь на ключевые моменты.
 
  Итак, лирический герой не слышит ворона, поскольку спорит с "изваяниями". Откуда они взялись? Какой смысл вкладывает в этот образ автор? Ответ очевиден и отыскивается в более раннем творчестве А. Нейтака:
 
  "Времена простоты прошли. Горизонты всего раздвинулись.
  Только классики, отлитые из меди и бронзы,
  Были вправе творить так легко и просто.
  Мы же - скинулись
  и купили право творить мудрО. Из бронзы бонзы
  и паханы из мрамора виснут у нас на шеях,
  точно трупы начальства в петлях на реях..." и др. (выделение моё -- М. К.)
 
  Для лирического героя вся триединая (космос, спирос -- т.е. душа, микрокосм -- и связывающий их воедино логос) реальность состоит из одного и того же материала. Причём вечное сливается также и с врЕменным, а слова (что же ещё может быть "инструментом" спора?) "плавятся". Таков итог первой половины стиха: опоры исчезают, действия лирического героя исполнены тщеты, тени великих предшественников готовы поглотить его. И в третьем четверостишии это поглощение свершается, о чём двенадцатая строка говорит прямо. Здесь стоит обратить внимание на очередную непрямую, но достаточно явную отсылку; А. Нейтак использует образ своего, как он неоднократно признавался, любимого поэта -- Н. Гумилёва. Ср. строки из "У камина":
 
  Но теперь я слаб, как во власти сна,
  И больна душа, тягостно больна;
 
  Я узнал, узнал, что такое страх,
  Погребенный здесь, в четырех стенах;
 
  Даже блеск ружья, даже плеск волны
  Эту цепь порвать ныне не вольны...
 
  Не самые характерные для Гумилёва слова, заметим прямо! Подобный пессимизм для него скорее чужд -- обычно персонажи стихов Николая Степановича успешно преодолевают преграды и даже в своей смерти остаются не покорёнными... "У камина" -- редкое исключение, подтверждающее правило, но именно к этому исключению даётся отсылка в анализируемом произведении.
 
  Итак, к последнему четверостишию лирический герой мёртв? Его голос, что "всего на пять шагов слышен", потерян на фоне куда более громких голосов гениев и титанов? Да. Но это ещё не конец! Апофеоз наступает в последнем четверостишии, где нам любезно предоставляют ключ к пониманию посвящения. И.Б. -- это, конечно, Бродский; а упоминаемый археолог, надо полагать, происходит из широко известного фрагмента в стихотворении "Только пепел знает, что значит сгореть дотла..." (опять пепел! и опять не случайная ассоциация):
 
  Замаравши совок, археолог разинет пасть
  отрыгнуть; но его открытие прогремит
  на весь мир, как зарытая в землю страсть,
  как обратная версия пирамид.
 
  Однако А. Нейтак полагает лауреата Нобелевской премии с его "близоруким взглядом вперёд" излишне оптимистичным. Если не проявлять близорукости, полагает он, если взглянуть достаточно далеко -- никаких археологов просто не останется. Не только лирический герой -- всё породившее его человечество, вся культура, наука и искусство сгинут без следа и памяти. Тишина, что была допрежь всех век, поглотит всё и вся: и спирос, и логос; если что останется, так только космос, но ведь именно Бродским сказано:
 
  /.../ пространство, которому, кажется, ничего
  не нужно, на самом деле нуждается сильно во
  взгляде со стороны, в критерии пустоты.
  И сослужить эту службу способен только ты.
 
  В отсутствии такого взгляда, в отсутствии людей космос теряет свой смысл, обезличивается и опустынивается. И чтобы подчеркнуть этот вывод, Нейтак находит два почти гениальных штриха. Во-первых, явно намеренно им смещено ударение: не некролог, но некролог. Это слово образовано, как известно, двумя корнями: (греч.) νεκρός - мёртвый, λόγος - слово; и благодаря смещению ударения "заупокойное слово" превращается в "смерть всех слов". (Здесь можно вновь вспомнить Гумилёва: "Дурно пахнут мёртвые слова"). Причём оно именно зачитывается -- как приговор. Во-вторых, перифраза в финальной строке. Ворон, с которого всё началось, остаётся, когда всё человеческое исчезло -- но он больше не твердит своё nevermore, ибо слова мертвы. Отныне некому истолковывать птичьи голоса. Собственно, вестник и свидетель гибели уже даже не ворон, ибо "ворон" -- тоже название, тоже слово. Он -- "каркающий падальщик-птаха".
 
Поистине, в своей беспощадности Нейтак не оставляет нам "ничего, кроме пепла". И с этим приходится смириться.
 
*филолог-mode off*