Персонаж устал...

Военные не должны бояться отходить от городов, — размышлял молодой рувард. — Военные не должны все время прятаться за городскими стенами. Но ополченцы, как и большинство горожан, выходить за пределы городов не спешили. Только его люди не боялись пересекать границы Гента, а Даалман и другие офицеры гентского ополчения все больше походили на решительных капитанов и все меньше на почтенных буржуа. Александр организовывал разъезды и патрули, разрабатывал систему тайных и явных знаков, и все же его четырех полков было явно недостаточно для создания армии.

Без армии Низинным землям было не выстоять. Может быть, в своих уговорах Молчаливый был не так уж и неправ?

Александр устал от своих трудов. Александр утомился от мучительных раздумий. За какой-то месяц он успел потратить сил больше, чем за два года жизни во Фландрии. Он осунулся. Он не успевал поспать. Да и поесть ему удавалось не всегда. И все же он продолжал свои труды, потому что ничего иного ему не оставалось.

Эпинуа, Нассау, ван ден Берг, Ольденбарневелт и Трелон… Александр не упускал никого. И все же силы человека не беспредельны. Вернувшись после очередной встречи с Вильгельмом Оранским в Дельфте, Александр почти сполз с коня и, с трудом переставляя ноги, вошел в дом. Усталость не позволила ему заметить несколько лент на двери, не позволила разглядеть праздничного настроения конюха и слуг. Он утомленно опустился на стул, в недоумении уставился на лепешки и ветчину, и только когда Соланж вложила ему в руку ложку, заметил омлет и сырный суп. Еду он поглощал, совершенно не ощущая ее вкуса, и только потом сообразил, что в доме что-то изменилось.

Сначала он в недоумении огляделся вокруг, но родной дом был таким же, как и прежде. Так же горели свечи, так же стены украшали спасенные им картины здешних времен года — «Душа Фландрии», как он назвал четыре дубовые доски. А потом Александр понял, что изменился не дом  — изменилась его жена. Последние месяцы Соланж напоминала очень милого и забавного утенка, а сейчас ее походка вновь сделалась легкой и изящной. Не веря себе, он поднял взгляд на жену, и Соланж улыбнулась:

— Пойдем…

Ярко-малиновый полог над колыбелью подсказал Александру, что у него родился сын. Ему хотелось взять наследника на руки, но он боялся неловким движением ему что-нибудь повредить. 

— Вот так, — произнесла Соланж, показывая, как держать на руках младенцев. 

Это было удивительно… Это было восхитительно. И немного жутко. На какой-то миг Александр даже испугался, не стал ли с рождением сына меньше любить дочь, но сразу же понял, что это полнейшая чепуха — просто это были совершенно разные чувства. Свою кроху Кати хотелось оберегать, лелеять и восхищаться ее очарованием и красотой. Сына хотелось поднять высоко над головой, показать ему с вершины башни Беффруа красоту Гента и окрестных земель, научить держаться в седле, стрелять и делать все, что является обязанностью дворянина и гражданина Гента. 

И все-таки сейчас учить сына этим премудростям было еще рано, и потому оставалось осторожно уложить младенца в колыбель и сесть рядом. Александр любовался сыном и мечтал о том, каким тот вырастет. А потом сам не заметил, как уснул. 

Уставшему человеку ничто не помешает спать. Даже счастье.