Про символику и смыслы в «Шадоу-Шелли»

В объемной форме, помимо концепта и базовой задумки, я иногда усложняю себе задачу на уровне техники, чтобы заложить в сам текст дополнительный смысл. В "Шадоу-Шелли" таким приемом стала безымянная героиня.

Актриса представляется одними именами, откликается на другие, но нарратор сознательно избегает называть ее по имени. Ее внешность не описывается: она — гиперболизированно-обезличенная. Сама актриса оксюморон — запоминающееся исполнение, незапоминающееся лицо. Она "стандартно красивая", у нее нет выдающихся визуальных черт, это конвенционально привлекательная молодая женщина — намеренно-гротескное проявление "типового стандарта" и условно-универсальной "модельной внешности": много лиц, но один типаж, и настолько похожие, что могут замещать друг друга без потери смысла.

Я вижу актрису как абстракное графичное пятно, причем почти всегда — со спины, либо в полуобороте. Лицо в тени от шляпы, платка или чего-то еще, и никогда не видно ее глаз — только направление, куда она смотрит.

Для меня в том, что ее имя намеренно избегает нарратор, много смысловой нагрузки:

• Разрыв с прошлым. Актриса пытается дистанцироваться от своей трагедии, но остаточный след прошлого неизгладим. Она убеждает себя, что забыла, но прошлое отпечаталось на ней вопреки ее воле.
  
  
• Диссоциация в настоящем. Она сама наблюдает за своей жизнью со стороны, воспринимая себя как фигуру на шахматной доске. При отсутствии индивидуальности у нее есть цель, ей важно двигаться вперед любой ценой, к неясному, почти сказочному будущему. Пока есть эта абстрактная "морковка" — конструкция продолжает функционировать. Но любое вмешательство извне угрожает разрушить ее хрупкие защитные механизмы.
  
  
• Нереализованные амбиции. Она чувствует, что не имеет права на имя, пока не заслужит его. "Сделать себе имя" — в ее случае не метафора, а буквально задача ее существования. Пока она не добилась результата, она как бы не существует, лишает себя субъектности.
  
  
• Отношение к себе. Актриса не считает себя ничтожеством, но ощущение презрения к себе и давящего самоконтроля сквозит в ее мыслях. Она позволяет себе рисковать и разрушать личные границы, потому что в ее глазах она — пока никто.
  
  
• Разрыв с телом и эмоциями. Ей легко жертвовать комфортом и переступать свои границы, они весьма условны. Ее тело — не самоценность, а еще один инструмент. Здесь же ее безразличное отношение к "достижению целей через постель". Она едва связана со своими чувствами и совершенно не связана с телесностью, тоже намеренно запрещает себе испытывать что либо, пока не заслужила стать кем-то.
  
  
• Парадокс таланта. Ее особенность — выступать, не запоминаясь. Многие из нас носят маски, но в ее случае это доведено до абсурда: маска не "приросла к лицу", у актрисы вообще его нет.

ПОЭТОМУ так идеально сюда легла отсылка на "Служанок" Жене — отдельный поклон постановке Виктюка, на которую я успела в Москве. Служанка играет госпожу, иллюзия становится важнее реальности, а потом и причиной событий. Буквально сюжет ШШ, но это не намеренно, скорее, под влиянием.

Таким образом, очевидная "последняя роль актрисы" — не Вирджиния, а сама Даяна. Все мы боимся умирать, но в месте с катарсисом к ней приходит и облегчение, ведь обязательства и ожидания тоже исчезают. Когда срываешь все маски, ничего не остается.

Поэтому Джеймс говорит, что "провел ее за сцену": за фасад знакомого ей мира, для которого она умерла, но где скрывается и пугающая реальность Маскарада и вампиров. Там ее навык реалистичной имитации обретает новый смысл, это талант и незаменимая способность исчезать, выживать и шпионить, не запоминаясь, не нарушая правила. Шарлотта становится Шоллой, ценная сама по себе, невзирая на недостигнутые цели и достижения, основы самообмана.

Наверное, в их конкретной паре "жертва/освободитель" я еще вижу и проявление концепта "истинной любви" — когда любят не твою версию, и не то, какой ты вынуждена или привыкла быть. Тут, наверное, спорно, но все же.