"Перехитрить лисицу" ("Капкан для лисицы-2")

Упоминание в названии "Лисицы" в первом романе трилогии - "Капкан для лисицы", разумеется, относится к главной героине. Но потом, по мере развертывания и развития сюжета (который у меня, как обычно, понесся в криминальный уклон), я осознала, что "лисицей" тут может быть как и главная героиня, так и ее возлюбленный (в силу особенностей характера и рода занятий). Так что кто тут лисица - вопрос неочевидный. Публикую одну из глав.

Глава 3. Где мы, к сожалению, понимаем, что все относительно... и плетью обуха не перешибешь.

 - Добрый день, Сергей Александрович, - проворковал бархатный баритон (точнее было бы назвать его барственным) в телефонной трубке, - Как дела? Как настроение? 

 - Добрый день, - отозвался Ручьёв, - Мне тоже приятно вас слышать. А настроение у меня, как обычно, рабочее. 

 Баритон хохотнул. 

 - Что ж, это замечательно. Слышал, дела у вас идут в гору? 

 - Не жалуюсь, - скромно ответил Ручьёв. 

 - Прибыль растет... 

 - Ну, скажем, не падает, - отозвался Ручьёв. 

 - Определенно, мы не зря сделали на вас ставку в свое время... - задумчиво произнес обладатель барственного голоса, - Вы, так сказать, неплохо вписались... в общую картину. - сделав короткую паузу, он добавил, - И правила игры вам хорошо известны, верно? 

 - Неплохо, - согласился Ручьёв. 

 - А вот некоторым не известны, - сокрушенно добавил баритон, - Некоторые играют не по правилам... А как поступают с теми, кто играет не по правилам? 

 - Их выводят из игры, - хладнокровно ответил Ручьёв. 

 - Исключительно верно! - одобрил баритон, - Вижу, вы все правильно понимаете... в общих чертах. 

 - Не беспокойтесь, - заверил Ручьёв, - Понимаю. 

 - Отлично, - в голосе абонента появилась легкая задумчивость, - Значит, будет излишним напоминать вам о том, как поступают с теми, кто пытается сыграть... нечисто? Кто исподтишка хочет куснуть руку, которая его кормит? 

 Ручьёв сильнее стиснул челюсти - так, что даже скрипнули зубы. 

 - Да, -сдержанно сказал он. 

 - У нас есть сведения, что в ваших услугах кое у кого появится необходимость в ближайшее время, - скучающим тоном заговорил его собеседник, - И что вам пообещают заплатить за них даже не конвертируемой валютой, а кое-чем... в некотором роде более ценным. 

 - Неужто акциями нефтяных концернов? Или алмазных копей? - преувеличенно изумился Ручьёв. 

 - Не ерничайте, “Ржевский”! - бархатный голос мгновенно превратился в металлический, - В свое время вы сумели удержаться на плаву... благодаря кому, интересно? 

 По-вашему, вас не утопили оттого, что вы отличный пловец? 

 - Отнюдь, - холодно ответил Ручьёв, - Но ко дну я пошел бы не в одиночестве. 

 Выдержав небольшую паузу, голос опять смягчился. 

 - Право, вас нельзя не уважать, Сергей Александрович. Всего добились собственными силами, заимели связи... Кажется, даже с президентом “Мега-банка” на короткой ноге? 

 - Это преувеличение, - ответил Ручьёв все так же спокойно (однако, голос его чуть подсел), - Мы просто знакомы. 

 - Хорошо знакомы, - вкрадчиво проворковал голос, - Я бы даже сказал - близко... если не с самим господином Зарецким, то с его супругой, которая сейчас, кажется, находится на сносях? 

 Знаете, что этот период для женщины - самый рискованный? 

 ...Кстати, скоро один из наших людей отбывает в Берн с поручением... не хотите ли передать что-нибудь лично своей прекрасной пассии? 

 Ручьёв прикрыл глаза и задержал дыхание. “Твари, - металось в мозгу, - Нелюди, выродки...” Гнев его был тем сильнее, чем сильнее было осознание того, что против своих бывших коллег (правда, сейчас куда более высокопоставленных) он бессилен. 

 Бессилен абсолютно. 

 - Ладно, - наконец, сипло сказал он, - Если я правильно вас понял, мне не следует мешать... удалению с поля нарушившего правила игрока? 

 - Никчемного игрока, - спокойно уточнил бархатный баритон, - Абсолютно никудышного... в отличие от вас. 

 Ну, вы человек умный, что неоднократно доказывали, и понимаете меня? 

 - Да, - сказал Ручьёв, стирая со лба холодный пот, - Понимаю отлично. Не сомневайтесь. 

 * * * 

 ...Когда спустя десять минут в кабинет руководителя “Феникса” вошли Игорь Кравченко и Олег Давидов (оба в верхней одежде), то застали Ручьёва сидящим в рабочем кресле и просматривающим содержимое папки с текущей корреспонденцией. 

 Ручьёв поднял голову и окинул первого зама и первого помощника абсолютно отстраненным взглядом. 

 Давидов сразу понял, что дело неладно и, расстегнув дубленку, опустился на край стула, придвинутого к столу для совещаний. 

 - Ты что, “Ржевский”? - изумленно пробасил менее чуткий Кравченко, - Машина ждет! Каждая минута на счету, а ты?.. 

 - Машина? - тусклым голосом переспросил Ручьёв, - Вы собираетесь куда-то ехать? 

 Кравченко плюхнулся своей грузной тушей в кресло для посетителей. Его широкая усатая физиономия побагровела. 

 - Ну, знаешь... - только и просипел он. 

 -Что-то изменилось, шеф? - негромко спросил Давидов - красавец с льняными волосами, по виду - истинный денди. 

 - Изменилось? - все так же рассеянно сказал Ручьёв, - Что могло измениться? - и, растянув в улыбке столь же натуральной, как одиннадцатирублевая купюра, бледные губы, добавил, - Я вас, ребята, не понимаю... 

 - Не понимаешь?! - вскинулся Кравченко, - А Соловьев, находящийся в больнице? Кто его сумеет защитить эффективнее нас? 

 Ручьёв перевел взгляд на монитор компьютера, пробежался пальцами по клавиатуре. 

 - Ты... я не понимаю, - Кравченко понизил голос, - Это же такой шанс... Шанс, “Ржевский”! Соловьев мне успел намекнуть, каким компроматом - и на кого! - он располагает...Почему, думаешь, его так хотят убрать? Неужели, по-твоему, он составит на выборах серьезную конкуренцию нынешнему мэру? Он, конечно, дурак, что пошел ва-банк, не имея за собой серьезной поддержки, однако, именно мы можем ею стать! 

 - А если Соловьева все-таки уберут, в наших руках окажется не одна “бомба”, - негромко добавил Давидов. 

 Ручьёв вскинул на него потемневшие глаза. 

 - И ты уверен, Олег, что эти “бомбы” не взорвутся... слишком близко от тебя? Слишком близко... от твоей семьи? 

 Давидов стал бледнее полотна, приоткрыл, было, рот, чтобы произнести нечто... однако, передумал. Напротив, так плотно сжал губы, что те превратились лишь в черту на лице. 

 Лицо Кравченки приобрело свекольный оттенок, и он, по примеру Олега, тоже расстегнул пальто. 

 - Так я ж ему уже обещал, - сказал он куда менее уверенно, - Обещал поддержку... 

 - А зря! - рявкнул Ручьёв, - Если ему так хочется разыгрывать “комиссара Каттани”, Бога ради, только, знаешь ли, в киношке убивают и насилуют не взаправду, и кровь только кетчуп, тогда как в жизни... забыл уже, как блевал рядом со своим первым в одной “горячей” маленькой стране, а, Игорек? 

 Кравченко молча поднялся с кресла, взял со стола графин с водой, наполнил ею стакан и залпом выпил. 

 Перевел дыхание. 

 - Тебе звонили? - глухо спросил он Ручьёва. 

 Тот поднял на компаньона усталые глаза. И промолчал. 

 - Ясно, - выдохнул Кравченко и, порывшись в карманах брюк, достал оттуда носовой платок в крупную синюю клетку и отер им лицо. 

 - Перефразируя пословицу, скажу - неуязвимых нет, - тихо произнес Ручьёв и вдруг с силой грохнул ладонью по столу, - Нет! И быть не может - в принципе! 

 Что-то мелькнуло в его взгляде в этот момент. Что-то, от чего его недавнему собеседнику (очень уверенному в своем силовом превосходстве) определенно сделалось бы не по себе. 

 - Ладно, - наконец, сказал Ручьёв голосом усталым, но абсолютно спокойным, - Идите, господа, работайте. У нас и без этого дон кихота проблем хватает, а если кто-то хочет сражаться с ветряными мельницами, я ему не помощник. 

 Кравченко, похоже, готов был сказать что-то резкое... но осекся, натолкнувшись на тяжелый взгляд компаньона, и молча вышел из кабинета. 

 - Если уж я тут, шеф, - Давидов слегка откашлялся, - Хочу поговорить относительно нашего договора с “Атлантом”... точнее, нарушения его условий. 

 - Валяй, - согласился Ручьёв и даже ободряюще улыбнулся - Олег определенно подавал большие надежды. 

 * * * 

 - Блин! - выругался Игнатьев, плотного сложения, высокий молодой мужчина с наброшенном поверх строгого темного костюма медицинском халате, - Курить хочу, мочи нет! 

 - Доконают тебя эти канцерогенные палочки, - с ленцой заметил столь же крупного телосложения и столь же молодой человек в похожем костюме и таком же халате, - Папахен мой в пятьдесят три от рака легких загнулся... 

 - Ну, ты каркай, - недовольно отозвался Игнатьев, - Твой отец, небось, “Беломор” смолил? А я облегченные, с угольным фильтром... 

 - Разница, что ли, большая? - махнул рукой его напарник по фамилии Степанов, - Ладно, иди уж... 

 - Я недолго, - заверил его Игнатьев, - Максимум, десять минут. 

 Степанов проводил коллегу взглядом, затем в его довольно невыразительных глазах зажегся огонек интереса - в палату депутата Соловьева, которого они с напарником должны были охранять, вошла симпатичная медсестра - невысокого роста, однако, очень изящная блондиночка. Степанов попытался припомнить ее имя. Вроде, Вера, Валя... ладно, когда выйдет, он это у куколки уточнит. 

 По коридору стремительной походкой прошел врач - немолодой мужчина с усталым и строгим лицом. 

 С интервалом примерно в пару минут за ним проследовал еще один эскулап - куда более молодой, но с лицом тоже строгим и сосредоточенным. 

 “Что-то я тут раньше этого докторишки не видел”, успел подумал Степанов, когда врач повернул к дверям палаты, которую он охранял. 

 Степанов заступил ему дорогу, на всякий случай потянувшись к расстегнутой кобуре, прикрытой халатом. Внезапно молодой доктор улыбнулся - абсолютно обезоруживающе - и похлопал ладонью по истории болезни, которую держал в руках. 

- Интерн Григорьев, - сказал он приветливо, подавая охраннику руку, - Тут находится с огнестрельным ранением, - взглянул на надпись на папке, - Соловьев А. В.? 

 Степанов расслабился. Интерн. Ясно. Практикант, значит. 

 Кивнул. 

 - Тут. Но у него сейчас вроде процеду... 

 Договорить он не успел. “Интерн”, молниеносным движением сунув руку за пазуху, выхватил из-за нее пистолет с глушителем и выстрелил Степанову в голову (обоснованно предположив, что под костюмом у него бронежилет). 

 После чего беспрепятственно вошел в палату. 

 Лежащий на койке худощавый мужчина лет сорока все понял моментально. 

 Медсестра, возившаяся с капельницей и по этой причине стоящая спиной к двери, киллера не увидела, но услышав отчаянное: “Беги, девочка!”, обернулась. 

 ...Бронежилета на ней, естественно, не было. Посему выпущенные в нее пули угодили в левое легкое и сердечную мышцу. 

 Соловьев не отводил взгляда от лица убийцы, когда черный “зрачок” пистолета нацелился на него. 

 - Ты все равно не... - успел прошептать он. Слово “жилец” сказать не успел. 

 Малиновое пятно расплылось на его груди. На виске возникла аккуратная черная дырочка. 

 Киллер сунул пистолет с глушителем под белый медицинский халат и, выйдя из палаты, не слишком быстрым, но и не слишком вальяжным шагом направился к выходу. 

 Никто его не остановил. 

 Казалось, и внимания на него никто не обратил. 

...Игнатьев, время от времени посматривавший сквозь застекленные двери на больничный вестибюль, заметил направляющегося к выходу быстрым шагом мужчину, снимающего на ходу халат врача, отбросил на землю окурок и извлек из кобуры свой ТТ. 

 После чего аккуратно передернул затвор, распахнул дверь и, держа пистолет обеими руками, послал в движущуюся мишень ровно пять пуль. Поскольку, еще служа в армии, он являлся непревзойденным снайпером (ибо спортивной стрельбой увлекался с шестнадцати лет), все пули угодили в цель. 

 ...Самого Игнатьева ликвидировали спустя два месяца, когда он прожигал жизнь в Анталии с вице-мисс города Калуги (так, с пользой, он решил потратить свой гонорар). 

 ...Через четыре часа после убийства Соловьева Кравченко вошел в кабинет своего компаньона, уже собравшегося домой, и молча шмякнул ему на стол листок со спецсообщением об особо тяжком преступлении (подобные спецсообщения обычно рассылаются во все правоохранительные структуры). 

 Ручьёв мельком глянул на листок (точнее, копию), скомкал его и, бросив в пепельницу, поднес к нему язычок пламени зажигалки. 

 После чего подошел к сейфу, извлек оттуда бутылку коньяка и плеснул изрядную порцию темно-янтарной жидкости в стакан для минеральной воды. 

 Выпил. Перевел дыхание. Снова опустился в рабочее кресло, взял в руки сотовый телефон, набрал номер. 

 Дождавшись соединения, услышал мягкий, низковатый голос, произнесший попеременно по-немецки, по-французски и по-английски, что абонент слушает, слушает внимательно... 

...и, поскольку Ручьёв молчал, наконец, по-русски: 

 - Говорите же. Это ты, Серж? Что случилось? 

 Ручьёв прикрыл глаза и увидел лицо не живой женщины, а карандашный набросок в альбоме. Дилетантский набросок... однако, схвативший насмешливое выражение длинных глаз и изгиб нежных губ, пытающихся сдержать улыбку. 

 - Скажи, что любишь меня, - хрипло произнес Ручьёв, - Скажи это... вслух. Соври еще раз. 

 Пару секунд Анна молчала. Затем спросила (мягко и без обычной иронии): 

 - Тебе это необходимо сейчас? 

 - Да, - ответил Ручьёв, - Только не спрашивай ни о чем. 

 Она опять помолчала. 

 - Хорошо, - наконец, сказала Анна, - Я люблю тебя. Я хочу тебя видеть не меньше, чем ты хочешь видеть меня. 

 И я тебе обещаю, что мы... еще увидимся. 

 - Спасибо, - сдавленно сказал Ручьёв и прервал связь. Все, что ему действительно необходимо было услышать, он услышал. 

 ...а его рычание Анне было слышать абсолютно ни к чему. 

...Когда Ручьёв выходил из агентства, то едва не столкнулся с Давидовым. 

 Тот поспешно отвел глаза и хотел уже проскользнуть мимо, когда Ручьёв бесцеремонно схватил его за отвороты дубленки. 

 - Одно слово хоть кому-нибудь... одно слово, Олег... 

 Давидов сжал губы и вдруг окатил шефа абсолютно ледяным взглядом своих ярко-голубых глаз. 

 - Не понимаю, босс. Слово... о чем? 

...Он определенно подавал надежды. 

 * * *