Так ли родны вам ваши родные?
Автор: Marika StanovoiМеня угораздило родиться в семье мамы и бабушки — потомственных педагогов и дедушки — бывшего красного комиссара. Только мой папа был «нормальный» работяга-инженер без амбиций построения кого-либо по линеечке, акромя чертежей. Но и он был не просто инженер-конструктор, но самоук-японист, в свободное время занимающийся техническими переводами с японского плюс собирающий значки-гербы городов вместе с их историей... Но с папиной Японией я познакомилась уже где-то после 6-7 лет, когда в поисках чего бы почитать нашла книги с японскими гравюрами и фотографиями. А большую часть детства я провела с бабушкой и дедушкой, которые после каждой прочитанной мне (или после 4 лет — прочитанной самостоятельно) книжки требовали отчёт — чем понравилась, чем не понравилась мне книга; что я поняла, что не поняла; что вынесла из прочитанного и почему. В детстве меня это довольно сильно раздражало, и только очень потом я поняла, что таким образом воспитывалось моё собственное мнение и оттачивалась моя устойчивость к мнению чужому.
Лет в шесть мама подарила мне красивую тетрадку и сказала, что я могу записывать туда свои впечатления от книжек, а также вести дневник — это потом поможет мне писать сочинения в школе. А если я буду хорошо учиться, то поступлю в университет и умения записывать свои наблюдения поможет мне в будущей научной работе. Вау! Так далеко я не загадывала. В то время я считала. что когда вырасту, то стану егерем. Буду жить в лесной сторожке с лошадкой (на которой можно ездить), с собачкой (которая будет охранять дом и с которой я буду охотится), десятком кур (без яиц никуда) и обязательно осликом. Ослик планировался для красоты и просто как самостоятельная личность. Любимой книгой в то время у меня была «Ребята и зверята» Ольги Перовской. (О.Перовская вспоминает своё детство, проведённое на кордоне в Средней Азии и рассказывает как она с сестрой выращивали детёнышей диких зверей в неволе и как животные привыкают к человеку, проявляя любовь и преданность. Однако природные инстинкты никуда не денешь — прирученные волки остаются хищниками.)
Однако дневник не продержался и месяца, как мама, ни мгновения не задумавшись, просто взяла его и вынесла на регулярный домашний совет, посвящённый моему воспитанию и жёстко разобрала ошибки и выразила порицание каким-то моим личным мыслям, которые я нисколько и не планировала выносить на всеобщее обсуждение, наивно сочтя дневник сугубо личным делом. А упс. Меня такое бесцеремонное обращение страшно оскорбило. Я только успела порадоваться, что даже и не пыталась как-то записывать эпизоды из своей игровой вселенной, куда я регулярно уходила рефлексировать от окружающей несправедливости. Во был бы скандал, узнай моя мама что она стала прообразом императора Джи!
Но дневник, как место уложения личных мыслей умер для меня лет так на двадцать.Пока я не оказалась вдвоём с ребёнком в глухой деревне Владимирской области и обратилась к регулярным записям, многие из которых потом оформились в статей и рассказы, а так же послужили стартом для борника «Смех и ужас ветврача-эмигранта». Но это стало потом, совсем потом.
Видя как я фактически постоянно рисую, родители решили отдать меня в худшколу. На приёмном «экзамене» тётя «приёмщица» похвалила мой рисунок, а потом взяла шариковую ручку и прямо по моей «висящей в воздухе лошадке» нарисовала линию горизонта, землю под лошадкиными копытками и тени на самой лошадке от пририсованного перед лошадкой дерева. Чем поступление в худшколу для меня мгновенно кончилось. Я просто молча ушла из кабинета, категорически отказавшись туда возвращаться. До сих пор я убеждена, что та тётка должна была сначала меня спросить, позволю ли я рисовать на моём рисунке. Но огромное множество взрослых часто и чисто на «инстинктивном уровне» считают, что если дети материально и часто физически зависимы от взрослых, то и своего мнения у них в принципе быть не может. И ребенок должен быть априори благодарен за любую науку, даже прущую танком по его личности.
Осознание собственного бесправия, чуть было не вывело меня из окна нашей квартиры на 12 этаже. Мне было 14 лет. Мама в очередной раз отказалась давать мне разрешение на посещение ипподрома в секцию верховой езды, потому что надо подтянуть школу и готовится к поступлению в ВУЗ, а не это вот всё пустое валанданье с никому не нужными рисовашками? Ну хорошо, пока учишься в школе выпуск стенгазеты вполне уважаемое дело, но что потом? Я же не хочу стать журналистом, то есть фактически человеком без профессии, нужным только для сиюминутного переноса сплетен в газету? А уж верхом ездить — это вообще баловство. Собаку тоже нельзя. Плюс после совместно перенесённого гриппа, младшая сестра получила осложнение на поджелудочную железу и заболела сахарным диабетом. То есть, мне надо думать о том как будеи мы с ней жить, а не пытаться удрать из дома.
Я, запершись в ванной комнате, которая у нас была с вполне нормальным окном. сидела на подоконнике, свесив наружу ноги и разглядывала асфальт внизу, собираясь с духом и представляя, как я там буду лежать в луже крови из разбитой головы. Надо бы прекращать жить так, как считают нужным другие, но как жить самостоятельно, если тебе 14 и ты ничего не можешь без разрешения родителей? Но вот если бы мне было 18, то я бы могла уже работать. Вон знакомая кончила школу и пошла работать в зоопарк. А там и конная секция есть! И я решила подождать еще четыре года и может даже успею в своей жизни покататься на лошадке.
Потом было всякое разное, но тема суицида ушла из моей жизни навсегда. Ибо в восемнадцать я чуть было не уехала в Ставрополь на конный завод, что окончилось огромным скандалом и героическим решением моей мамы о размене нашей большой квартиры с выделением мне личной жилплощади. Ха! И я решила стать ветеринаром. Для поступления через Москву мне не хватало баллов в аттестате, поэтому я выписалась из Москвы и год отработала в совхозе Калужской области, живя на нашей новой даче. (Дом в деревне Колпинец Тверской области на родине дедушки мама продала после дедушкиной смерти в 1981 году и купила дачу поближе, всего в 130 км от московской квартиры.)
Чтобы я уж очень не свободничала, меня в собственную квартиру не отпустили одну, но для соблюдения приличий только с бабушкой.
(на сегодня хватит, завтра будет окончание)