Предлагаю флэшмоб

Однажды участвовала во флэшмобе, а сама не предлагала, поэтому не очень представляю, как это надо делать. Но у меня написалось начало одной истории, которую пока отложила ХЗ как надолго, поэтому решила использовать написанное для флэшмоба: 'Неожиданное спасение'. Я имею в виду, когда перс оказался в фатальной ситуации, без шансов, зная, что не на что надеяться даже в теории и настроившись на самое худшее, - и вдруг случайное стечение обстоятельств или неизвестный ему, ну, или не принимавшийся им в расчёт фактор вмешивается - и... вообщем, что-то вроде этого:

"Практическим знаниям Кристы о жизни в узких, извилистых, грязных лабиринтах трущоб по законам городских джунглей можно было бы только позавидовать, если бы не цена, которой они были приобретены. С тех пор, как закончилось её детство, когда её мать-проститутка безвременно скончалась в ходе того, что грингу называют ‘агрессивными переговорами’, с группой обдолбанных клиентов, она вела жизнь одиночного ночного зверька, очень редко попадавшего в чьё-либо поле зрения – лишь иногда, словно стремительный призрак, мелькавшего в сумерках в глубине какого-нибудь проулка или наклонявшегося размытой фигурой над сверстником из относительно благополучного района, из расширенных в ужасе и недоумении глаз которого уже уходила жизнь, отнятая пролетевшим наискосок по его горлу росчерком её бритвенно острого ножа-бабочки. Ошибка, которую совершали не видевшие причин опасаться тощую мулатку-тинэйджера, всю одежду которой круглый год составляли вечно не застёгнутые драные шорты, состоявшие почти из одних прорех, и шнурок на шее с небольшим голубым камушком-амулетом – подарком одной старой колдуньи-гуарани, для некоторых оказывалась последним уроком. Преданная всего лишь раз напарницей, которой имела глупость довериться, и похоронившая её под кучей мусора на радость вечно голодным крысам, Криста с тех пор жила под девизом ‘будь верной одной себе’, всё твёрже убеждаясь в его правоте по мере наблюдения за тем, как человеческая пена и дерьмо поднимаются вверх, а недостаточно циничные и подлые выбрасываются из жизни, не оставляя следа и воспоминания. В ‘верхнем’ мире встречались умники, которые говорили, что жизнь фавел – всего лишь более уродливое его отражение, но, если бы Криста не забыла буквы, чтению которых когда-то обучила её мать, и ей каким-то чудом попались бы на глаза писания этих умников, она без сомнения заменила бы слово ‘уродливое’ на слово ‘честное’.

Но сейчас ей точно было не до филолого-социологических упражнений: в эпицентре ‘агрессивных переговоров’ на этот раз оказалась она сама…

“Мне пизда...” подумала я, бегло осмотрев полуподвальное плохо освещённое помещение с кучи наваленных один на другой гимнастических матов, на которую меня грубо швырнули. В узкое окошко я бы сумела проскользнуть, как жарарака в крысиную нору, но оно было заколочено толстыми досками, в щели между которыми даже эта змея не протиснулась бы, а на пути к двери маячили несколько амбалов, каждый из которых весил минимум три меня.

Надо же было так влететь! Пять лет, с тех пор как осталась один на один с миром, как-то выживала, ухитряясь петлять между по-настоящему смертельными угрозами и сама превратившись в такую для многих. Но, как оказалось, так и не поумнела, и теперь уже не поумнею. Пять лет вела жизнь хищной ночной одиночки, а тут вдруг соблазнилась приглашением в ‘независимую’ банду – как будто могут существовать сейчас независимые! Повелась с непривычки на смазливую рожу и обходительные манеры её главаря, Брено, самоуверенного двадцатидвухлетнего хлыща, так уважительно распинавшегося о моей репутации опасной и, главное, удачливой недотроги и так завлекательно расписывавшего мои перспективы в случае моего согласия! Не знаю, для чего я на самом деле была ему нужна, – вряд ли этот уёбок предвидел, что уже спустя неделю заденет интересы серьёзных людей из Жакарезинью. Заденет лишь чуть-чуть, поэтому следующее, что он осознал, – что ему это обошлось в три трупа его боевиков, полсотни грандов штрафа и гораздо более болезненную потерю трети территории уже у нас в Манжиньос. 

Тут и выяснилось, что этот мазефакер был вовсе не сам по себе, – когда появился настоящий Большой Босс, отвратительно жирный и неопрятный белый грингу, почти до глаз заросший огромной как лопата чёрной бородой – словно людоед из сказки, которую когда-то в детстве читала мне мама... словно это было в чужой жизни, не моей, и всё же мной почему-то не до конца забытой… И вот, когда ему самому пригрозили включить счётчик, этот пидор решил купить себе отсрочку выплаты долга, уступив им меня, кстати для него оказавшуюся под рукой. Он сообщил им дрожащим блеющим голосом, что я ещё целка, и, велев мне быть ‘умницей’ и ‘хорошей девочкой’, покинул место разборки, временно сохранив при себе и пальцы, и яйца... я обязательно найду его, чтобы сказать ‘спасибо’ и забить его протухшие яйца ему в жопу, вот только, к сожалению, это случится не на этом свете. Потому что я уже дала ответ чуть ли не слюни пускавшему жирному борову, не дослушав увлекательное перечисление моих дырок в том порядке, в котором он и его подручные по очереди собираются засовывать в них свои омерзительные вонючие отростки. На этом всякие переговоры о так и не заключённом контракте были завершены, и меня приволокли в полуподвал вовсе не для поиска возможного компромисса.

Для ответа мне не понадобились слова. Брэнку грингу имел неосторожность слишком приблизить ко мне свою харю капибары-переростка – и я выплюнула в неё половинку спрятанного во рту бритвенного лезвия, нацелив его в один из крохотных злобных глазок, глубоко сидящих в заплывших жиром глазницах. Я так и не поняла, промахнулась или нет: кровь брызнула, а он схватился за глаз рукой, скрыв мишень от моего взгляда. “Как жаль, что мы не встретимся, мама: меня ни за что не пустят в рай...” эта мысль пролетела в моём мозгу под ревущее рычание борова, “Fucking puta!” То, как грингу произнёс это слово: ‘пьюта’ – вызвало у меня невольный смешок, несмотря на подступившее к сердцу ледяное и странно умиротворённое ощущение близкого конца.  

“The bitch is mine!” прошипел боров, властным жестом заставив своих быков отступить назад и наконец отняв руку от пострадавшего глаза – глазница была залита кровью: похоже, мой плевок был удачным, жаль, что последним и в новом сезоне сериала меня в списке персонажей не будет... Всё дальнейшее произошло почти одновременно, воспринимаемое мной как слоумо: моя рука нырнула в задний кармашек шортов – и тут же вынырнула с мгновенно разложенной в движении бабочкой, но так же мгновенно попала в тиски жирных, но словно стальных внутри пальцев-сарделек, осиротевший глаз борова смотрел мне словно прямо в распахнувшую двери и готовую к путешествию душу, где-то что-то с грохотом падало, рушилось, кто-то вопил – ко мне эти звуки доносились словно сквозь толстый слой ваты – вдруг боров спотыкается и валится на меня – я задыхаюсь под навалившейся сверху тушей, – тут раздаются пистолетные выстрелы, грингу пытается повернуться, но получает в спину заряд дроби (уж звук выстрела из помповушки ни с чем не спутаешь) и... снова валится на меня – его хватка слабеет, и я, высвободив руку, наконец втыкаю в жирное брюхо так и не выпавшую из моей руки бабочку и проворачиваю её. “Напейся, девочка!”

Какая-то сила вздёрнула огромную тушу вверх и отбросила её в сторону, словно мешок с навозом, а ствол дробовика уставился мне в лицо. За ним возвышалась огромная фигура в чёрно-сером городском камуфляже, с чёрным забралом маски вместо лица... я впервые в жизни видела бойца Батальо дже Операсоэс Полисиайс Испесиаис так близко… откуда-то сквозь гудение колоколов в голове и звон в ушах ясно прорезалось странно чёткое осознание того, что никакое это не спасение!"

Возможный портрет Кристы.