Пятничное впечатление: Приглашение на казнь

Для разнообразия, на этой неделе рассказ не про кино, а про театр. В частности: про постановку Родиона Барышева «Приглашение на казнь».

Прежде всего: предыстория книги, которую Владимир Владимирович Набоков написал летом 1934-го года, когда его беременная жена Вера Слоним ожидала рождения ребенка.

В 1934-м году русский эмигрант Набоков и еврейка Вера Слоним жили в Берлине. В городе, где в 1922-м году застрелили отца писателя.

Для справки: акт отречения от власти, который подписал великий князь Михаил Александрович, брат Николая II, составлялся при участии Набокова-старшего. После февральской революции Владимир Дмитриевич писал: «Казалось, что в самом деле произошло нечто великое и священное, что народ сбросил цепи, что рухнул деспотизм». Однако уже через год Набоков назвал новую власть «большевистской вакханалией», а революционную Россию — страной «истерзанной, загаженной, расчленённой». Набоков выехал из страны и был убит, сын Владимир так и не вернулся в СССР.

Помимо города, в котором убили отца Набокова, Берлин являлся ареной для политических амбиций Адольфа Гитлера. Политическая карьера последнего стремительно развивалась и в июне 1934-го года, при поддержке Гиммлера и Бломберга, в городе произошла «Ночь длинных ножей», ставшая форменной резней сторонников Эрнста Рэма, политического соперника Гитлера.

Разумеется, на фоне социальных потрясений в Германии, Набокова наполняло невероятное нервное напряжение и неопределенность не только из-за собственной судьбы, но и из-за жены, готовящейся к родам первенца (единственного ребенка писателя, сына Дмитрия). Сублимация накопившейся тревоги и душевной смуты, терзавшие Набокова, стали романом, который автор назвал «поэмой в прозе» и причислил к своим лучшим произведениям.

Роман был написан очень коротко, сжато, буквально за несколько ночей. Известно, что кроме собственной тревоги, Набоков сообщил главному герою Цинциннату биографические черты Николая Чернышевского, автора сакраментального опуса «Что делать?», взволновавшего студенческие умы в 1863-м году.

Цинциннат ожидает казни и терзается из-за того, что никто не может сказать ему наверняка, когда казнь произойдет. Как и Набоков, Цинциннат мучается от неопределенности судьбы. Знает беду, но не знает «когда». Ясно лишь то, что суд на Цинциннатом совершен, палач уже в пути, а обвинение в гносеологической гнусности неоспоримо. Скромный школьный учитель нарушил общественный покой своей непрозрачностью. Прочие люди эфемерны, незримы, пусты, но Цинциннат обладает содержанием, потому взгляд карательного молоха остановился на нем.

Таков материал, наполненный многочисленными образами: от отчества тюремщика «Виссарионович», до надежд Цинцинната на посмертную трансформацию и переход в лучший мир. Образ бабочки в стенах тюрьмы очевидно-аллегоричен: переход из смертного состояния гусеницы в пост-смертное состояние свободного духа.

Литературный текст красив, изящен (здесь можно вспомнить, что Набокова десять раз выдвигали на Нобелевскую премию по литературе, но лауреатом Владимир Владимирович так и не стал — Набоков ругал власть, но не страну). Проза метафорична и изысканна. Жестокость неминуемой смерти соседствует с танцами и маньеризмом, даже тюремщик говорит Цинциннату «помилуйте» — ирония в тексте не редкость.

Такова книга, на основе которой Родион Барышев поставил «Приглашение на казнь». Стартовая точка в сценической интерпретации.

Барышев от аллюзий не отказался, но применил их в гораздо меньшей пропорции. Погружение в пространство сцены началось ещё до входа в зал. Формат погружения — прямолинейный и выразительный. Мрачная, тревожная музыка, вспышки красных ламп, густой туман. Люди в масках, выкликающие в зал по десяти человек. Чистилище и смерть.

Необходимость ожидания своей очереди — очень точный и хороший прием. Опросник, колбы с кровью. Все это настраивает на определенный лад, повторяющий авторскую тревогу. Это беспокойство особого рода, вызванное неизвестностью. Это ожидание беды и, как следствие, серьезность, с которой зритель относится к происходящему. Именно за эти переживания и платит публика. Потому спектакль интересен, потому зритель гадает: «К чему ведёт гудение натянутых нервов? Как разовьется действие? Что случится в финале?» Вопросов много и отсутствие ответов — правильно и точно. Подобная неопределенность мучила и самого Набокова в Берлине.

К сожалению, чарующая магия зла постепенно развеевается. Мрачный, тяжелый настрой очень скоро тонет в лирическо-танцевальной постановке. Это история о смерти, но некоторые сцены очень смешны. В особенности комичен своей точностью визит семейства в камеру и SUBBOTNIK.

Однако эпилог, в котором Цинциннат зачитывает сбитым от танцев голосом имена зрителей, выбравших для героя казнь, слаб. Сцена не дожата. При этом отлично сыграна роль мнимого друга, сокамерника, который является палачом. Эта роль и истинное содержание палача читается, даже если вы не знакомы с литературным источником. Казнь — одна из лучших сцен спектакля. Пластичная, драматическая, красивая.

Жаль, что колбы с кровью не сыграли своей роли. Хотелось от них большего смысла. Может быть, в самом начале, во время опроса, тем, кто соглашался казнить человека, следовало выдавать колбу с кровью, а тем, кто был склонен помиловать, выдавать колбу с «живой водой»? И затем казнить Цинцинната, если кровавых колб оказывалось больше, или разрешать его судьбу благополучно, если колбы с водой оказывались в большинстве?

Тем не менее, спектакль интересен. Начало у постановки звучит ярко и самобытно. Эксперимент с Набоковым не так ярок, как работа с Кафкой, но Родион Барышев сохранил узнаваемый стиль и спектакль заслуживает внимания, в особенности от поклонников литературного таланта Набокова.