Второй полет Гагарина (с Днем космонавтики)

На космодроме Байконур Вадим Унылов числился кинооператором. Обладая незаурядным талантом, он умудрялся выбрать самые лучшие точки съемки и ракурсы. Снятые им кадры позже расходились по ведущим новостным агентствам и транслировались без указания авторства. В конце концов Вадим получал зарплату, и  космодром мог распоряжаться пленками по собственному усмотрению.

Но самым главным качеством Вадима было, как говорили коллеги, не отсвечивать. Маленький, юркий, незаметный, он, точно человек-невидимка, умудрялся просочиться сквозь охрану генеральный секретарей и президентов, и почти в упор запечатлеть высоких гостей. Что уж там говорить о визитерах пожиже – те только разводили руками, глядя на свои самодовольные физиономии в телевизоре.

Как-то вечером к Вадиму подошел главный конструктор ракет – Сергей Павлович Королев.

- Здравствуй. С трудом тебя отыскал – весь космодром обшарил. А ты, оказывается, в столовой прохлаждаешься. Ну да не суть важно. Тут такое дело. Я тебе новую камеру выбил. Немецкую, с записью звука и мощным трансфокатором. Главное: бесшумную. Не то, что твой «Красногорск».

У Вадима загорелись глаза:

- Пентафлекс? Или Сименс?

- Вот не знаю. Валютную, могу сказать. Короче, бери камеру и топай на стартовую площадку. Полезай в космический корабль, сиди внутри и не отсвечивай.

- Сделаю. Но зачем?

Королев словно не заметил вопроса.

- Видишь ли, это новый «Союз». Старый был рассчитан на троих. В этом всего двое, но в скафандрах. И есть место для тебя.

- Без скафандра? – уточнил Вадим.

- Без. Но он тебе и не нужен. Отснимешь космонавтов, выскользнешь перед тем, как закроют люк – и в проявочную.

- Странно все это. Неужели полет какой-то особенный?

- Особенный и очень ответственный, - Королев укусил себя за губу. – Летит сам Гагарин. И Титов. Первый во второй раз и второй… не в первый.

- С этого и надо было начинать, Сергей Павлович! Уже бегу! Не благодарите. Пока что.

Всю ночь Вадим урывками дремал в холодном космическом корабле. Спускаемый аппарат основательно промерз – весенними ночами на Байконуре часты заморозки. Запуск отложили, зато включили отопление. Усталый Вадим пригрелся и быстро уснул.

Очнулся он от перегрузки: выступающий из стенки отсек предохранителей давил пониже спины. Корабль, изрыгая двигателями пламя, поднимался космос. Гагарин и Титов, открыв забрала скафандров, сосредоточенно следили за приборами. Вадим, превозмогая собственное тело, ставшее непомерно тяжелым, достал камеру и снимал, снимал, снимал…

Когда наступила невесомость, к горлу подступила тошнота. Вадима мутило, голова кружилась, но все равно он умудрился запечатлеть и работу космонавтов, и прекрасную голубую Землю в иллюминаторе, и мигающую, точно новогодняя елка, россыпь сигнальных ламп. И все это – на превосходную цветную пленку. В этот раз Королев не поскупился на расходы.

Корабль сделал пять витков. Настала пора приземляться. И, как часто бывает на посадке, что-то пошло не так.

- Автоматика не работает, - бесстрастно произнес Гагарин.

- Ручной пульт тоже. Кажется, предохранители выбило. Я включу.

Но Титов не смог извернуться и дотянуться до коробки – не хватило места. Снять же скафандр можно было только на земле.

- Командир, командир, - обреченно сказал Гагарин. – Там это – красный огонек.

- Фигня, ха-ха! – только и отозвался Титов, щелкая переключателями радиостанции. – Палыч! Ты в следующий раз кабину не для хомо хабилис проектируй. Да? Ну, так и напиши: результат отрицательный! Прощайте скалистые горы…

Вадим кое-как развернулся, ломая ногти, открыл крышку отсека автоматов защиты и нажал на головки выбитых предохранителей. Его тут же бросило спиной вперед. Он больно ударился о кресло Титова. К счастью, космонавтам было не до невольного пассажира: они во все глаза наблюдали за поведением корабля.

- Есть тормозной импульс! – воскликнул Гагарин. – Цепи включились, ура! Мы снижаемся!

За иллюминаторами забушевало пламя. Вадим снова приник к окуляру кинокамеры…

Тормозной парашют раскрылся штатно. Сработали двигатели мягкой посадки. Спускаемый аппарат вздрогнул и замер. Полет завершился благополучно.

Открылись люки. Космонавтов вытащили на свет божий, сняли скафандры, осмотрели и посадили в вертолет. Вадим, незаметно выбравшись из космического корабля, отснял и это, заняв место в самом темном углу пассажирского салона Ми-8. Спать почему-то не хотелось, а пленка еще осталась. Ее хватило до самого Байконура.

Едва колеса вертолета коснулись бетона, Вадим проскользнул между солдат почетного караула и побежал в проявочную. Там его ждал друг – вечно неумытый и нечесаный фотолаборант Максим. Говорят, тот жил на работе, а выбирался из своей норы только по выходным и праздникам. Но дело свое знал туго: никто не помнил случая, когда он испортил бы пленку.

- Как слетал? – Максим швырнул на кресло замызганную курточку и нацепил халат – весь в пятнах от реактивов.

- Весело, если можно так выразиться. Что, завидно?

- Вот еще, - Максим зябко повел плечами. – Космонавтам есть за что рисковать. У них оклад, награды, доплаты и снабжение по высшему разряду. Машины им дарят. А у нас? Сто десять рублей плюс премия? Разбавленный суп в столовой? Очередь за колбасой? Вот то-то и оно.

Вадим не нашелся что сказать на тираду приятеля. Максим не стал ждать ответа: схватил пленки в охапку и молча исчез в проявочной. До вечера он оттуда не появился.

С Днем космонавтиков всех! (Так этот праздник называл мой батя).