Трансформация слова

Эта история, в некотором роде, продолжение истории  Прометеи

Изначально Слово, потом – слова, и какая-то сторона права. И идея  тоже была жива в начале. А потом сквозь слова проросла трава, смыслы  были, но были едва-едва,  да и те, чья проснулась уже глава – молчали. 

Что-то  где-пошло не по плану так, а потом это всё перешло в бардак, хоть  казалось всем что про Время Драк – всё враки. Вроде слово само по себе –  пустяк, воробьи вот и те до гнезда летят, а у этих, внизу, доходных  чертяк – до драки. 

Те, кто сверху, глядели с прищуром вниз, где,  похоже, назрел перманентный криз, и чужие слова в вышину неслись  недобро.  И за дело творители вновь взялись, применив по порядку резец и  кисть, сократив на немного чужую жизнь и рёбра. 

И сказали – за  прошлое – Аз Воздам. И сказали – ты в общем-то, не Ван Дам. И сказали –  теперь ты во власти дам, приятель. И сказали – так будет теперь всегда,  что отныне тебе одному – беда, погулял как в разливе весной вода – и  хватит.
     
И сказали – кончай этот бунт внизу. И сказали –  ты...  это... глаза разуй. И сказали – ты лучше кончай печали. И сказали  – ты, ежели будешь так, то получишься полный тогда мудак, и получится  вышел у нас косяк в начале.

Он глядит исподлобья, дымит в кулак,  он спускает с цепи лохматых собак, он соседу справа набил синяк и соседу  слева, а потом из яблок он гонит сок и настоенным бьёт наотмашь в  висок, потому, что в горле застрял кусок несогретый Евой.

Он  ладонью ей закрывает рот и вперёд – до ближайших вовне ворот, и с  вопросом глядит на него народ из сада. Он шагает всё дальше, где  вороньё, он босыми пятками в землю бьёт, он не знает  сам, почему её. Но  – надо.

Он сдвигает вместе валун и пень, он вонзает в шкуру косой  кремень, и теперь она в шкуру и тонкий ремень одета. Он несёт ей мелких  лесных зверят, и, не зная чему, он чему-то рад, и не надо ему никаких  наград за это.     

А потом он угли в костре берёт и рисует ту,  что в лесу сберёг и выходит не то что бы очень то и похоже. Но ему на  похожести наплевать, купоросом множится синева, он лица овал обведёт  едва и ещё он охры вокруг положит.

А потом он будет глядеть на  лик, и на солнце, что клонится там, вдали, и на небо, к которому облака  прилипли. И ещё хмельного себе налив, он остатки неба в костре спалит. А  потом придумает алфавит.  И рифмы.