Вальпургиева ночь и немного мужской красоты

От души поздравляю все коллег и читателей с первым днем Мая! Это особое время, называемое Вальпургиевой ночью, когда природа расцветает, а ее духи-хранители и их проводники предаются бесшабашному веселью. И вот как это происходило в моем романе "Подруга лешего":   

В день шабаша духи украсили гостиницу заговоренными ветками сирени, чтобы враждебная нечисть не испортила веселье и не навредила людям, рассыпали по двору еловые иголки и сушеный можжевельник. Василий Коскелайнен лично наведался к Илье, принес домашнее вино, а также мясо и молоко для угощения. Наконец в гостинице наступил час отбоя, но он касался только людей. Если бы кто-то из других постояльцев решил прогуляться в эту ночь, то стал бы игрушкой для нечисти, разгоряченной от дыхания весны, хмельных ароматов и сытной человеческой ауры. А для хозяев и хранителей постоялого двора все только начиналось.

В одиннадцать часов вечера Илья собрал всю нечисть на заднем дворе и они последовали к песчаной гряде, частично скрытой за высокими соснами. Колдун сломал сухую ветку, символично перекрывающую путь к заливу, и возвестил:

— Хюваа юёта, дети Укко и Рауни, Тапио и Меликки, Ахто и Вэден-Эмя! — негромко произнес Илья, глядя, как учили духи, поверх их голов, не сталкиваясь глазами. — Это ваша ночь! Это ваша земля! Это наша земля!

— Хюваа юёта, Велхо! Хюваа юёта, Инкеринмаа! Это наша земля! — откликнулись нечистые, не все сообща, а волнообразно — от женщин к мужчинам, от юных к старым, от домашних к диким. И так же поочередно склонились, подхватывая клич, который означал не только гордость, но и гостеприимство. Его услышали духи из дальних краев и вот-вот должны были предстать перед хозяевами Ингрии.

Все шли на берег в узорных кафтанах и платьях трех расцветок — желтого, красного и синего, только Илья надел белую рубаху и черные штаны, а отросшие до плеч волосы подвязал трехцветной лентой. Магический свет замерцал среди деревьев, заметался по силуэтам духов, отражаясь в их глазах и амулетах. Пожухлая от жары трава на глазах вытягивалась к небу и покрывалась росой, вода надвигалась на берег, а на горизонте вместо городских построек виднелись избы на пригорках и стоги сена.

А затем берег зашумел от быстрых шагов и веселых восклицаний: песок шелестел под множеством ног, от ярких нарядов залив стал похожим на пестрый ковер. Нелюди, прибывшие в гости, кланялись колдуну, обнимали местных и хлопали по плечу, приветствовали на своих наречиях и по-фински. Славянская лесовица уже никого не удивляла: на одном побережье собрались и покровители индейских племен с оленьими ногами, и африканские лесные духи, способные проглотить охотника целиком, и золотоглазые оборотни-змеи из Индии. Одни были в богатых народных одеждах, другие — почти обнажены, некоторые предстали в зооморфном обличье или в виде полупрозрачного сияния. В христианской Европе эту ночь называли Вальпургиевой, но для потусторонних сил она была порталом для странствий по свету, ночь свободы, когда можно было вдоволь развлечься и напитаться.

Вместе с ними прибыли и ведьмы-проводники — их, конечно, было не так много, потому что добираться до Питера приходилось обычным людским способом. Но сейчас они чувствовали себя спокойно и уединенно за магическим барьером. Первыми, вместе с Ильей, их встречали духи-хозяева: Накки, Рикхард, держащий под руку Силви, и Коди-Хенрикки с Сату. Молодая домовинка украсила себя пирсингом и позолотой на когтях, а роскошные рыжие кудри заплела в причудливое нагромождение из кос. Накки и Силви нарядились более сдержанно и распустили волосы. Гости вручали им дары — в основном специи, сладости, напитки, засушенные фрукты, которые потом отправлялись на стол к постояльцам.

Когда все собрались, Илья вместе с Накки приблизился к гранитному алтарю, они надрезали себе ладони и вплотную приставили их к камню. Илья склонился перед алтарем и поведал, что им было совершено с прошлого года; то же, по старшинству, сделали другие ведьмы и колдуны. Они по цепочке передали друг другу ритуальный нож, и каждый уронил каплю своей крови в лошадиный череп, который Илья затем водрузил на алтарь.

Багровая жидкость начала закипать и пениться, и небо тоже налилось тревожным кровяным оттенком. Запах невольно напомнил Илье о доме убитой ведьмы и еще о чем-то, полузабытом, лишь всплывающем в грезах и кошмарах. Он даже ощутил металлический вкус во рту. Становилось все жарче, дыхание у людей сбивалось, но присутствие духов и ритуальный экстаз удерживали всех на ногах. Нелюди-северяне столпились вокруг алтаря, некоторые бросились на колени, взывая к высшим силам, другие издавали жуткий утробный клич или хохот.

Наконец воздух сгустился и перед ними предстал поросший жесткой черной шерстью Кекри с витыми рогами. Его глаза тоже блеснули алым светом, а между рогов разгорелось пламя, к которому полагалось поднести священные факелы. Но шаманы не сразу опомнились: их заворожил взгляд бога, которым он удерживал стада, вел их к водопою и предупреждал об опасности. Когда огонь почти коснулся кожи, Илья быстро протянул факел, а за ним потянулись остальные жрецы. Берег озарился от божественных огней и с высоты ночного неба, вероятно, напоминал огромного светлячка.

Бог растаял в воздухе, в знак того, что ведьминский отчет принят и не вызвал нареканий, и Илья воскликнул с облегчением и гордостью:

— Хаускаа Ваппу!

— Хаускаа Ваппу! — откликнулись северные духи, начиная с Накки, а затем и гости подхватили приветствие на своих языках. Багрянец в небесах развеялся, сменившись нежной сиреневой дымкой, а факелы горели ровно и тихо.

Теперь колдуны смогли вдоволь поесть мяса с подогретым вином, и духи присоединились к ним. Хоть нечистые и не пьянели так, как люди, атмосфера Ваппу все же была очень раскрепощенной, и поэтому Илья пока не брал Яна на это празднество. Накки шутливо говорила, что если бы слет происходил во время женского гона, после него по всему свету рождались бы новые духи. И Илья был согласен: танцы северных и южных красавиц, состязания парней в борьбе и ловкости, песни, шутки и обряды разогревали кровь лучше всякого алкоголя.

И вдогонку к флешмобу о мужской красоте покажу еще несколько весенне-летних портретов - возможно, они изображают именно веселящихся на Ваппу молодых духов и колдунов)