Чучело

Я глядел, глядел на эти адские строчки. Я их писал всю ночь, всю ночь я думал, думал – не ведая о чем! О чем-то важном и далеком, что близоруким не узреть. В лихорадке я вырывал горячие крупицы мыслей из жгучего ума, – и бросал кометой раскаленные частицы в темноту, в глубину незримого пространства, ощупывая косами хвостов предел сокрытого от взора дна. Стремился я разжечь во тьме огонь, создав искусственное солнце, и широту предоставить ненасытным теням, мрачным силуэтам… Я собирал всю ночь урода – неказистого, больного, – чучело я создавал. И пошел затем я в поле под руку с ним и с одичалым сердцем в остывающей груди. Вонзил я черствый клин в сырую мякоть, прибил с боков дрожащие звоночки, дабы не клевали птицы то, что опыленной вечностью больной произрастало здесь под звездным небом. Я сел на землю. Обхватил, прижал к себе не созревшие плоды удивительных растений, напоминающих мне символы и буквы; неистово вдохнул фантазий кислый аромат, да так, что нос велел мне душу выпустить наружу, – и вышел я, и тело я вконец решил отдать на волю звездам, – а сам пропал, исчез, незамеченным залез в то чучело под сенью ночи.

Меня искали утром, на рассвете; собрались в поле незнакомые мне люди, на чучело они смотрели страшными глазами, все думая о чем-то и оглядывая то кол, то нелепую, ужасно мертвую фигуру… Они выискивали, читали под ногами строчки – записанные на последнем издыхании строчки! – но только утром, утром это было. А пропал, покинул мир я все же ночью, когда не светило ни мне, ни им найти ту яркую разгадку этих заковыристых, убогих, собранных нелепым разумом моим, этих неведомо зачем оставленных лежать повсюду строчек.