Ты говорил - выгорит

Строю роман, пишу поэпизодник, как научили умные люди (тоже говорили, выгорит))). 

Трудно писать поэпизодник, когда бегаешь по Питеру задравши хвост. Приехали на три дня. Дел полно. У всех друзей-музыкантов елки. Бухаем практически вдвоём. Но роман все равно не отпускает.

Так вот. 

Эпизодник. Как его писать, если застреваешь на моменте в конце книге и прописываешь его? Ведь ясно ж, что когда туда дойдёшь своим путем, все будет иначе. 

Но раз уж провалилась, куда деваться, пишем в метро))) 

***

- Ты говорил- выгорит! Говорил - верняк! Это Тиг, жучара... - Эрик грязно выругался. 

- Хватит уже. Мешаешь думать!

- Да что тут думать?! Вон, возвращается лодка? Все. Сейчас паруса поднимут и бывай как знали.

- Ночью? 

- А то бы и ночью. Ведьмы их поймут. 

- Заткнись, Эр. Просто заткнись... 

Эрик заткнулся, поднял ворот тулупа, сунул руки в карманы, сплюнул с пирса в воду. От злости почти скрежетал зубами, водил ноздрями, не спускал с чёрной шхуны взгляда. Как так могло случиться, что увели..., увели из-под носа. И эти два придурка, стратеги хреновы, пошли на риск, пустили девчонку в размен. Эрик плевать хотел, что Польга - последний необрезанный эфер, для него она была обычная девчонка, которую обидели у него на глазах, за которую он отвечал и которую подвёл. 

- Мы предали её, да? — прошипел Эрик.

- Да. Мы её предали. - Голос брата был пуст и глух, как удар палки по черепу, сиплый голос сломанного человека. 

- Ничего не придумал, профессор? 

- Нет. 

- Пойдём тогда в трактир... Пить. 

-Там Птицелов. Как ему в глаза смотреть?

- Поэтому пить. 

- Пока вроде паруса не поднимают. - Эмиль поежился, переступил с ноги на ногу. Он тоже сверлил глазами силуэт бандитский шхуны. Лунная, звёздная ночь опять принесла мороз, море качалось внизу бездонной пропастью. По нему бежали лунные блики, острые пики волн. Чем больше Эмиль запрещал себе думать о Польге, тем отчетливее видел бледное лицо, последний взгляд, брошенный не Птицелову, а ему, Эмилю. И то, что чёрные сделают с ней на корабле, тоже видел, видел отсеченные крылья, трофей для хозяев, конец эпохи, конец. Эмиль шумно выдохнул воздух, из носа вырвался горячий пар: 

- Сдохнуть бы. 

- Успеешь. Походу до утра будут ждать, скотские морды. Утром подует ветер, и... 

От фигур упали раскачивающиеся длинноногие тени. Братья оглянулась. Чёрный горб пристани осветился изнутри. Птицелов с фонарём в руке тяжело поднялся по лестнице. 

- Вот вы где. Ветра нет. Так что стоять им ещё, дожидаться. Да. Дрянь дело. Поганая жизнь. 

От него крепко разило ромом. Он пошатывался, угрюмый, смурнее обычного. 

Эрик представил какого сейчас Птицелову, подумал: "Убил бы на его месте, убил бы всех: и меня, и Эма, и Тигиля заодно... А этот  держится. Вообще не ясно - здесь, не здесь мужик..." Эрику стало совсем гадко. 

- Идём уже,  - ткнул в плечо брата. - Надо хряпнуть.

Выпили и повторили. Ром не действовал. Обжигал пищевод и тонул в забравшей беде. Кислые мины сильно светились среди удального веселья. Таверня гремела о своём, а братья с Томашом о своём, и никому не было до того дела, кроме подвыпивших весёлых матросов, явно местных, явно скучающих и ищущих приключений. 

- Приятели. Эй. Стряслось у вас чего? Хоронили кого иль деньги на огонь кончились?

Двое рослых, морды красные, опухшие, бицепсы у одного - точно тыквы. 

- Ждём вот! - Эмиль поднялся,  хрустнул шеей, сжал кулаки, - Может, кто смелый явится с тупыми вопросами. 

Эрик знал, что мордобой поможет сейчас куда надежнее рома. Но ещё он чуял, просто чуял - рано. 

Эрик дёрнул брата сильно назад на скамью, а сам прикинулся простаком, забасил искренне, добродушно. 

- Извинения просим, братцы. Такое дело. Душевные муки. Нелюди вон у парня невесту украли...

(ну и так далее, много личных местоимений, знаю... )