Из ада на крыльях (III)

 Серию рассказов об угоне фашистских самолетов в годы войны закончим историей лейтенанта В. И. Муратова, которая гуляет по интернету. Мне она видится наиболее забавной, поэтому и приберег ее под конец. Но увы, к моему большому сожалению, уточнение деталей привело к выводу о том, что эта история, видимо, недостоверна (предупреждаю сразу!) и, похоже, разбавлена домыслами главного героя… Ну что же, будем считать, что она произошла в альтернативной реальности…

3. В. И. Муратов (1923 – 2008)

15 мая 1944 года лётчик 2-й эскадрильи 427-го истребительного краснознамённого авиаполка лейтенант Владимир Иванович Муратов, в активе которого были уже три сбитых «Мессершмитта» и один «Фокке-Вульф», получил приказ произвести разведку расположения аэродрома противника близ румынского города Бакэу. На обратном пути его самолет был сбит зенитной артиллерий противника, и он попал в плен. Летчик полтора месяца пролежал в госпитале для военнопленных, после чего попал в офицерский лагерь.
Однажды начальник лагеря, построив заключённых, задал вопрос: «Среди вас есть летчики?». Владимир Муратов и еще один летчик (Иван Клевцов) вышли из строя. Они знали, что власовцы формируют лётные части, и надеялись под видом предателей получить самолёты и перелететь к своим. Однако предложение начальника лагеря заключалось в том, чтобы поработать на расчистке близлежащего аэродрома, пострадавшего в ходе вчерашней бомбёжки. По его логике, с этим заданием лучше справились бы те, кто имел отношение к авиации.

Ну как в анекдоте:

 — Товарищи бойцы! Среди вас есть те, кто имеет музыкальное образование или умеет играть на инструментах? Ага, есть. Отлично! Идите тащите рояль на 9 этаж.

На аэродроме Муратов стал очевидцем того, как немецкий офицер ударил по роже румынского механика в чине капрала. Румын зарыдал. Улучив момент, Муратов заговорил с ним по-дружески:
 — Что же вы, мамалыжники, позволяете, чтобы фрицы вас как последних попонечей опускали?
 — Тебе хорошо говорить, — возразил румынский капрал, — Ты — русский. Вы за себя воюете, а мы — за немцев.
 — Так может хватит шестерить на этих колбасников? Сегодня он тебе в морду, а завтра засунет гаечный ключ в задницу.
 — Это они могут, — согласился румын. — Но что делать? Задницу не подставишь — вообще из тебя сосиски сделают. У нас двое пытались бежать, так их сразу на мясокомбинат и живьём в мясорубку.
 — А давай вместе улетим, — предложил наш лейтенант.

— А у вас пленных не едят? — заинтересовался румын.
 — У нас их не только не едят, но даже не бьют, — заверил его Муратов.
 — Тогда заберите меня отсюда, господин лейтенант, — решился капрал, — я вам до конца дней буду машину чинить.
 — Да нет у меня машины, — отмахнулся пилот.
 — А я и штукатурить могу, и плитку класть, — не унимался румын, — и кой-чего по сантехнике…
К вечеру один из самолетов был готов и полностью заправлен. Мессеры же, наоборот, были безнадёжно испорчены, чтобы немцам не на чем было пуститься в погоню.
 — Пожалуйте в самолёт, ваше благородие, — проговорил капрал, — приглашая Муратова занять пилотское место в кабине.
Муратов полез в самолёт, и тут послышался крик: «Вовка, стой! Забыл про меня?». К самолёту по лётному полю бежал второй пленный лётчик, взятый утром из лагеря (Иван Клевцов). Забившись втроём в самолёт, наши герои — Владимир Муратов, Иван Клевцов и румын Пётр Бодэуц — начали разгонять самолёт по лётному полю. Немцы не сразу поняли, что самолёт угоняют, а когда сообразили, ничего предпринять уже не смогли.
Три месяца Муратов не был в родном полку, но, к счастью, за это время полк никуда не перебазировался; летчик посадил самолёт на знакомом аэродроме и попал в объятия своих боевых товарищей. Разбирательство в контрразведке было коротким: поручительство командира полка подполковника Обозенко помогло Муратову избежать фильтрации в особом отделе. Что касается Клевцова, то он был сбит всего за 11 дней до этого, и командование части, в которой он служил (131-й гвардейский штурмовой авиаполк), ещё даже не успело списать его с довольствия и вообще сумело скрыть от начальства факт пребывания в плену своего товарища. Клевцов был посажен на штурмовик и повёл эскадрилью знакомым путём на штурмовку того самого аэродрома, откуда он только что сбежал. Немцы же, всё ещё чинившие самолёты, не смогли ничего противопоставить нашим лётчикам, кроме лая зенитных автоматов.
Муратов вскоре опять вернулся за штурвал своего самолета Як. Воевал до самой Победы, сбил ещё четыре самолёта лично и три в группе, и в мае 1945 года получил орден Красной Звезды. Дальнейшая его судьба известна отрывочно. В 2005 году он были ещё жив, проживал в родном Тамбове и получил медаль «60 лет победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Иван Клевцов стал генералом и Героем Советского Союза.

Румынский капрал Пётр Бодэуц на положении пленного пробыл недолго. 23 августа Румыния перешла на нашу сторону, и капрала хотели отправить в его же часть, но тот стал умолять наших офицеров не выдавать его своим, и его так и оставили механиком в 427-м авиаполку, который к тому времени стал 151-м гвардейским. Основанием для такого решения стало заявление капрала, что он якобы родом из Бессарабии.

История, конечно, красивая, но можно ли подтвердить ее какими-то документами? Увы, нет. Иван Клевцов в своей книге мемуаров «Записки трижды воскресшего» излагает события несколько иначе. В том плане, что их обоих просто освободили из плена и вернули на Родину после выхода Румынии из войны. Вот те немногие документы, которые удалось обнаружить. Об угнанном самолете ни слова…

Автобиография Клевцова

Наградной лист на Муратова.

Он был представлен к ордену Красного Знамени, но, видимо, получил Красную Звезду (есть ссылка на документ)

Как бы там ни было, он, конечно, был героем. Доблестно воевал, чтобы мы с вами могли жить спокойно. Восемь самолетов, сбитых лично! Важно отметить, что оба летчика-героя и после плена продолжали воевать на самолетах и получать награды.