Опубликованы 18 и 19 главы Наследницы Ильи Муромца-2: из варяг в греки
Автор: Артур Азимов— Расскажи мне, каков он, Аполлон! — взмолился Лапейрос.
Честно говоря, рассказывать-то было нечего. Мне больше запомнился Карист и Панкратос, а Аполлон в голове превратился в мутное пятно. Да и замашки у него были извращенческие. Но я начала расписывать достоинства Аполлона, как могла. Из того, что я наврала, было:
— голос мелодичный, как трели соловья поутру в кустах жасмина;
— златые локоны до плеч, перехваченные золотым же обручем;
— нежная белая кора, сбрызнутая розовым румянцем зари;
— глубокие карие глаза, обрамлённые длинными ресницами (они у всех греков такие, а я, по-честному, в глаза Аполлону не смотрела);
— тонкая талия, широкие плечи и длинные ноги;
— губы, изогнутые точно лук, а когда они приоткрываются, за ними видны совершенные жемчужины зубов….
И что-то там ещё, пунктов на шестьдесят. Возница совсем отвлёкся, а Лапейрос, кажется, даже дышать перестал. И как только я выдохлась, и стала думать о том, где у нас в телеге лежит кувшин с водой, чтобы попить, справа появился кубок, в котором плескалась вода, чуть подкрашенная вином. Повеяло мощным ароматом розового масла, и голос, напоминавший «соловьиную трель в кустах жасмина», сказал:
— Я знал, мой мальчик, что ты не остался равнодушен ко мне.
Ужас! Справа от меня в легкомысленно коротком хитоне, золотых сандалиях на босу ногу и с хитрой улыбкой на устах, на борту телеги восседал сам бог Аполлон. Он махнул вознице, чтобы тот не крутил головой, а ехал дальше, и спросил:
— А кто твой прелестный спутник?
— Раб, — ответила я, перепугавшись донельзя, потому что, если Аполлон начнёт спрашивать, мне придётся что-то отвечать. А что я отвечу? Нельзя же признаваться, что я — наёмный киллер!
— Лапейрос его звать.
— Грубоватое имя, — поморщился Аполлон. — Но ничего, со временем он его поменяет, я уверен. А почему у него такой вид?
Лапейрос и правда выглядел преглупо: рот открыт, как у лягушки, глаза выпучены, руками он вцепился в борт телеги, и молча пялится на Аполлона.
— Это он от любви и счастья, — вякнула я, подставляя Лапейроса. Но, несмотря на это приятную внешность, по которой фанатели жители городка, который мы только что покинула, Лапейрос Аполлону не понравился. Он окинул его равнодушным взглядом, и погладил меня по плечу:
— Ты гораздо красивее, мой мальчик.
Ещё бы! Я же не мальчик, я девочка! А по древнегреческим понятиям — вообще тётенька, матрона. Но северная русская внешность знатно выделяла меня среди греков. Тонкостью черт, прозрачностью кожи хотя бы. Да и нос у меня был аккуратным, а не мощным таким клювом, каким обладал тот же Лапейрос. У Аполлона, к слову, нос тоже был вполне себе европейский, без характерной средиземноморской горбинки. Видимо, это нас роднило.
Аполлон посмотрел на меня масляно, и вопросил:
— Куда вы направляетесь, отроки?
— В Афины, ваша божественность, — ответила я.
— Ой, да ладно, можно без церемоний! А зачем в Афины?
— Ко двору тирана Писистрата. Один мой знакомый считает, что мы обязательно должны туда попасть…
— Фу, — бог красоты и творчества скривился, — там так уныло! Писистрат этот ваш, даром, что тиран, тиранию свою использует совершенно неправильно.
— Это как?
— Очень просто. Вместо того, чтобы устраивать праздники и бои, или хотя бы войны, что понравилось бы Марсу и Афине, он начал материально помогать крестьянству, развивать ремесленничество, подружился со всеми аристократами и нанял городскую бедноту на общественные работы — и тем заработок, и городу хорошо.
— Так это прекрасно!
— Наверное, — Аполлон скривился снова, — но скучно.