Иногда мне снятся сны, а вам?

Место действия: Не-место. Пространство без чётких границ, где геометрия сворачивается сама в себя, а перспектива постоянно лжёт. Тусклый, неземной свет исходит отовсюду и ниоткуда. Слышны далекие, неразборчивые шёпоты и едва уловимый гул, словно от гигантских, невидимых механизмов или существ. Иероним Босх и Говард Ф. Лавкрафт стоят на поверхности, которая кажется то твёрдой, то зыбкой, как болотная топь.

А я... я стоял чуть в стороне, невидимый для них, чувствуя, как ледяной пот стекает по спине. Руки дрожали, но я судорожно записывал каждое слово в потрепанный блокнот, который непонятно как оказался у меня. Был ли это сон? Видение будущего, предначертанного моей заблудшей душе? Или память... ужасное воспоминание, всплывшее из глубин реинкарнаций, эхо того, что уже случалось со мной бесчисленное количество раз?

Лавкрафт: (Озирается с ужасом, его лицо пепельно-серое) Небеса... или то, что их заменяет... Где мы, Мастер Босх? Это не похоже ни на одно из известных измерений. Архитектура этого места... она оскорбляет разум! Углы сходятся неправильно, линии уводят взгляд в невозможные глубины. Это... это похоже на эскизы безумца, пытавшегося зарисовать сны, пришедшие из-за пределов сна. Преддверие... да, я чувствую это. Мы на пороге чего-то колоссального и нечестивого.

Босх: (Вглядывается в мерцающие структуры, его глаза художника пытаются уловить форму) Преддверие, говорите? Возможно. Но не Ада в нашем понимании. Здесь нет огня, нет узнаваемых бесов, терзающих грешников... пока нет. Но взгляните! (Указывает на уродливую арку, напоминающую пасть) Видите эти формы? Они корчатся, словно живые! Это пародия на творение! Насмешка над божественным порядком! Здесь грех не наказывается явно, он... он вплетён в саму ткань этого места. Гордыня искажает камень, алчность заставляет пространство извиваться, похоть шепчет из этих невозможных углов! Это Лимб, но не тот, о котором писали теологи. Это Лимб душ, заблудившихся в собственных пороках настолько, что даже Ад их не принял сразу.

Я нервно сглотнул. Слова Босха резонировали с чем-то глубоко внутри, смутным чувством вины, причины которой я не мог вспомнить.

Лавкрафт: (Нервно смеется) Пороки? Грехи? Мастер Босх, боюсь, вы все еще пытаетесь измерить безмерное человеческой меркой! Эти... искажения... это не аллегории. Это проблески истинной природы реальности за пределами нашего утлого восприятия! Это влияние геометрии иных миров, где наши законы физики и логики – пустой звук. Мы на границе, где упорядоченный космос уступает место изначальному, слепому Хаосу, обиталищу Тех, чьи имена нельзя произносить. Этот гул... вы слышите? Это не шёпот похоти, это... дыхание спящих богов, чьи сны формируют вот такие вот... преддверия.

Босх: (Нахмурившись) Спящие боги? Хаос? Но даже Хаос не может существовать без причины! Должна быть воля – божественная или дьявольская! Возможно, мы видим не сам грех, а его отражение в кривом зеркале вечности? Искажённые лики тех, кто отверг свет? Эти структуры... они напоминают мне некоторые фигуры из моих видений, но словно вывернутые наизнанку, лишенные смысла, оставленные здесь гнить в вечном ожидании...

Лавкрафт: Ожидании чего, Мастер Босх? Страшного Суда? Не льстите себе и своему виду. Мы лишь пыль на сквозняке между мирами. Это место – не зал ожидания для грешников. Это... карантинная зона. Предбанник перед лицом такого абсолютного, космического ужаса, что само понятие Ада покажется детской сказкой. То, что лежит за этим порогом, не наказывает. Оно просто... есть. И его бытие несовместимо с разумом. Мы слышим лишь эхо его присутствия, и уже этого достаточно, чтобы свести с ума.

Босх: (Вглядываясь в клубящуюся даль, где пространство, кажется, окончательно теряет форму) Несовместимо с разумом... Да. В этом вы, возможно, правы, Мастер Лавкрафт. Даже Дьявол имеет свою логику, свою цель. А то, что чувствуется там... лишено и того, и другого. Это... пустота, которая смотрит в ответ. И она голодна.

Оба гения замолчали, вслушиваясь в нечестивый гул и шёпоты Лимба. А я стоял, невидимый и дрожащий, и мой собственный ужас был иным. Не перед космической бездной или адскими муками. А перед вопросом – кто я в этом кошмаре? Спящий, видящий сон? Обречённый, зрящий свое будущее? Или душа, вновь и вновь переживающая один и тот же цикл, забывшая свои прошлые падения, но вынужденная помнить этот леденящий душу Лимб? Ответ ускользал, теряясь в безумной геометрии этого не-места.