на Земле случается разное...
Автор: Костыгова С.А.Порой время замирает взведенной пружиной, замирает испуганным котёнком или несется вскачь, а ты всё живешь... вопреки всему.
Я не умею песни петь красиво.
Мне не хватает голоса, мечты.
Я столько раз за жизнь других просила
Что голос сорван стал до хрипоты
Я разучилась танцевать и плакать
Забыла жалость, под контролем страх
И вместо совести лишь память
Со списком всех кто умер раньше нас.
Мне не свезло… Я выжила, осталась.
Возможно даже не сошла с ума
И я за это столько извинялась,
Что лучше б, право, я в Рассвет ушла.
И окунаясь в улочек созвездия
Я всё ищу, ищу в чужой толпе
Ответ один от жадной людской бездны
Зачем им я? И почему не те?..
Сейчас самое важное — не спать. Делать вид, кемарить, сидеть в углу кровати и ждать, подобрав ноги под себя. Время само по себе никуда не спешит. В комнате темно. За занавесками на окнах не видно неба, фонарей и звезд. Из освещения — только экран часов с методично мигающей кнопкой будильника. Сегодня, завтра…
«Ты совсем, что ли, мать не уважаешь? Даже пять минут времени уделить не хочешь! Устала, видите ли, она! А я тоже устала! Я тебя ждала…»
«По внешним признакам пластид мало отличается от обычного пластилина, но стоит добавить небольшой детонатор…»
«Вы вправе покинуть зал или не заходить вовсе, однако я все же надеюсь, что вы поможете его опознать…»
«Денег, типа, нет, даже пообщаться некогда… А как жрать и вещи стирать — все домой…»
«Тогда почему ты выжила? Какое ты имела право остаться, когда ушли остальные? Почему не сдохла с ними?!»
«Сынок у меня хороший… Просто им с жинкой жить негде, а я… Я и в войну не померла, и сейчас, чай, не бомбят — и ладно…»
«Послезавтра закончим расчет. Нужно успеть, а то народ засылать в никуда придется…»
«Завтра не забудь заехать… Нужно бумаги подписать, а то оплата не пройдет…»
«Три часа… Когда пришла, тогда и разговариваю. Совсем от рук отбилась… Спать она хочет. Ты сначала уважь, еду приготовь. А то пришла тут… Подайте ей, королеве…»
«Зона поражения направленного фугаса значительно меньше, но в пределах этой зоны мы имеем большую эффективность по живой силе и технике противника…»
«Твари данного типа обладают разумом и хитростью. Они годами могут незаметно паразитировать на мыслящих особях…»
«Подъем… Валим живее… Четвертый отрезан, им болванка прилете…»
«Не, ну вы посмотрите… Пересдавала она, а день какой на дворе? Ни любви тебе, ни денег, ни уважения…»
«Пробило на вылет… Идти сможет, но на рывок мы его не вытянем.»
«Вы все такие, просто работаете, делаете дело. А я жить так не могу без него, понимаешь?»
«Двенадцатого опознали. Химеры, похоже…»
«В секторе шесть у аномалии снова какие-то люди...»
«Ты зачем пришла вообще? Семь утра, а она домой хочет. Где ночевала, туда и иди…»
«А это наш Константин Иванович. Третий год на вокзале живет. Работает где-то в офисе. Жена из дому выгнала, ну, чтобы квартиру продать…»
Жизнь. Она не проста у всех, но есть часть людей, для которых постоянная критическая ситуация — не просто стиль жизни, но осознанный выбор. Постоянный расчёт, поиск лучшей вероятности и ожидание. Любая ситуация не должна быть неожиданностью, всегда знать, что делать, отвечать за весь мир вокруг, за всех живых. Спасти всех…
А так хочется плюнуть на все и, как все, поддаться панике, дать волю страху и не думать о том, что будет дальше. Хочется бежать куда глаза глядят, застыть и притвориться камнем, исчезнуть, испариться.
Но осветительные ракеты, кажется, словно смотрят и светят только на тебя. И вокруг такие же, но только у них нет выбора. Они бояться и паникуют всерьёз. Они не знают, что это все временно и завтра снова будет день. У них нет прошлого, где не выжить нельзя. Когда никто не ждет, но сделать шаг важнее, чем осознать его. Где ты не выбираешь за себя, но собой, и вокруг есть только ты и Мир. Где выжить — значит заплатить за всех, а победить — дожить до смены…
— Возраст?
— Двадцать семь полных лет.
— Номер входа?
— Две тысячи сто два.
— Хм… Ты часто видишь сны?
— Чаще, чем хотелось бы…
— Полусменок давно был?
— До точки входа.
Женщина, сидевшая напротив, внимательно посмотрела на образец. Девушка перед ней была спокойна, сдержана и казалась расслабленной.
— Тебе часто хочется умереть?
— Это не имеет значения.
— А если бы имело?
Девушка задумалась на мгновение.
— В каком смысле умереть?
— А в каком бы хотелось?
— Выспаться…
Зашедший парнишка аккуратно кладет перед женщиной распечатки. Беглый осмотр — и женщина снова внимательно смотрит на образец.
— Ты в курсе, что ты нестабильна?
— Поправки Лисятского и Майрона компенсируют это, а на крайний случай есть запас БТС.
— Ты помнишь свою четверку?
— Какую из?
Женщина вздрогнула. Нет, она слышала о таких людях, но в живую вот так ещё не встречала.
— Сколько их было?
— Достаточно, чтобы помнить…
Девушка устало прикрыла глаза.
— Ты их видишь? Сейчас… Перед собой…
Девушка открыла глаза и посмотрела на сидящую перед ней женщину.
— Это не важно… Да, мы постоянно готовы и постоянно на войне. И всегда помним лица тех, кто ушел. Но мы живы и делаем свою работу. Еще вопросы?
Вопросов не было, как и ответов. Женщина еще раз внимательно посмотрела на лицо сидящей перед ней девушки. Невыразительные черты лица, усталый взгляд цвета голубой храновской стали и проседь в коротко стриженых волосах. Смогут ли подобные ей жить без вечной войны? Смогут ли нормально жить, не просчитывая все наперед? Научатся ли не оценивать конструкции, продумывать пути эвакуации и не оглядываться на окружающих, ожидая ножа в спину и гранат под ноги? Поверят ли они в жизнь без предательства от родных и близких? Смогут ли они жить без грани выживания и существования? Смогут ли другие жить как они?
Сны... Иногда они приходят... И никуда не деться, только помнить и знать...
Остатки крепости уже горели. Со взорванного склада валил густой едкий дым, да искрами летели в разные стороны ещё взрывающиеся патроны, осколки оставшихся в огне снарядов. Крупными каплями лил дождь. Мерзко, холодно, прибивая чад и гарь к земле. Мы уходили… Хотя правильнее сказать: мы спасались бегством, бросая тут оружие, тела убитых и возможных ненайденных своих раненных. Спасая всех, кого смогли увести или унести. Просто, жестоко, без шанса выжить, обрекая остальных на медленную и мучительную смерть. От крепости уцелела лишь часть западной стены и одна башня. Внизу, у часовни и штаба ещё слышались короткие автоматные очереди — бой ещё продолжался. Кто-то из девчонок успел принести невесть как сохранённое знамя и сейчас его крепили на уцелевший флагшток. Под ногами, среди защитников башни, в луже крови скулил русый парень, с посеченным осколками руками и лицом.
— Ком, что с этим делать будем? — отмахнула «под козырёк» улыбчивая Леська Шафранова из четвертого взвода.
— Привяжите к флагштоку. Подходы заминируйте. Пусть подыхает…
— За мной придут! — зло проскулил парень.
— Очень на это рассчитываю, парень. И ты расскажешь, когда до тебя, дойдут, что тут произошло... — свой голос мне казался и чужим и знакомым одновременно.
— Грифф с вас кожу живьём снимет! — он ещё пытался храбриться.
— Главное ты доживи до него, — ухмыльнулись остальные.
— Ублюдки!.. Мы вас всех… Под ноль! А ты, тварь, в борделе сдохнешь! — адреналин начинал сходить и боль уже путала парнишке речь.
Мы уходили, оставляя его последним ещё живым, раненным, в разрушенной крепости. Без возможности спуститься, среди трупов его сослуживцев, на площадке где нельзя было укрыться ни от дождя, ни от солнца, ни от снега. Ему было и впрямь лучше просто шагнуть вниз, но… Он ещё надеялся что его спасут! На смену дождю на чадившую крепость начинал плавно оседать хлопьями первый снег.
Надо отдать должное, Грифф действительно пришёл за ним, точнее он потратил почти половину сотни бойцов, пытаясь разминировать лестницу, чтобы сорвать синевшее над остатками крепости знамя. Парнишку в бреду, доедавшего кого-то из своих бывших друзей, они нашли почти случайно. Допрос ничего о случившемся не прояснил: к тому моменту как за ним пришли, мальчишка растерял последние остатки рассудка. И тогда Грифф приказал ещё живым сбросить его в яму, где похоронные команды закапывали останки, собранные по крепости — ценой верности стало забвение.
и таких знаковых снов-отсечек несколько... каждый из них - как поворотник - предупреждение и выбор.
Капли дождя скатываются под воротник, оставляя за собой разбухающий холодный след. По небу устало ползут свинцовые тучи. Местами в них вплетаются черные струйки от оставленных впереди пожарищ. Мы отступали больше суток. И еще почти столько же окапывались тут. Под ногами обижено хлюпает лужа грязи. Чуть глубже опушки пришлось прорядить лес, зато у нас есть хотя бы частично закрепленные проходы и блиндажи. На правом фланге даже это сделать не успели. Свою нишу я всеравно накрыл ветками, бревенцами и закидал землей. Под этой импровизированной крышей хотя бы не так льет. Скоро… Судя по тому как носятся курьеры и орут офицеры, враг уже в зоне видимости. Я выглядываю из укрытия осмотреться. Слева от меня молоденький парнишка осматривает штык.
Этот сон я вижу не в первый раз. Мальчишка умрет первым. Сколько я не пыталась переигрывать, он всегда погибал не успев никого даже толком разглядеть. Он боится, губы подрагивая шепчат что-то среднее между мольбой и молитвой, руки дрожат и он едва прилаживает штык. Длинные аккуратные пальцы выдавали в нем музыканта. Городской совсем… Сирота. Почему он здесь? Мимо проносится очередной курьер. Пригибается к земле. Он следующий… Сейчас засвистят минометы, артиллерия и осколком ему перебьет шею. Пыталась… Один раз даже смогла. Протянул на две минуты дольше — завалило чуть дальше незакрепленной балкой. Улыбчивый, с горбинкой на носу, черными кудрями, карими глазами и срубленной бровью. Он с нами давно — самого начала. Доброволец.
Блиндаж тоже вырубят в начале — сразу два снаряда подряд. Потом тишина…
Эта тишина — самое страшное. Я смотрю на них словно со стороны, но я есть там. И мне тоже страшно. Ощущение страха приходит медленно, словно котенок забирающийся на коленки. Сначала ты видишь их, испуганных, удивленных, с распахнутыми глазами. Потом до тебя доходит их страх, ужас, отчаяние. Словно сквозь глухую стенку доносятся крики, команды, стоны и вопли. Они становятся четче, громче, проходят тебя насквозь, разрывая тысячами маленьких игл. Перед глазами пляшут искры, всполохи, отблески. Комки грязи фонтанчиками расплескиваются вокруг пряча под собой свежие алые пятна. Передо мной спрыгивает человек. Мальчишка не успевает и с парой точных ударов прикладом в висок уходит куда-то в грязь. Меня не заметили, но мне всеравно. Прямо за поворотом в шагах трех разлетается осколками граната. Мой маленький закуток все еще бережет меня. Автомата у меня нет, только пистолет и кажется две обоймы. До автомата надо дойти, доползти, долезть… Он там, в грязи, жиже и осколках. В четырех шагах от меня и в одном от мальчика… Мне уже почти не страшно. Мне всеравно. Я ощущаю только холод из-за которого мне почти невозможно двигаться. Он держит меня по рукам и ногам, глушит звуки, гасит яркий свет. Передо мной выскакивает человек. Лицо не знакомое, испуганное, злое. Я рефлекторно вскидываю руки. Пистолет дважды дергается — я нажимаю на курок. Человек удивленно оседает. Я смотрю на него, на все что вокруг. В горле резко встает ком и становится трудно дышать. Голоса удаляются, взрывов больше не слыхать, вспышек нет. Я закрываю глаза и сползаю по стенке прямо в грязь. Завтра солнце взойдет…
а утром снова в окна стучится сонный Город, сигналят мирно ползущие по делам пробки, весело щебечет радио да галдят птицы. и вроде сны отступают в ночную тьму... Но взгляд скользнет по застеколью старого серванта. Туда, где в глубине лежат в старой чашечке Ключи и старые погоны - как напоминание, что сны не всегда только сны...