Мы тоже можем в эротику!

Имел на днях неосторожность — оголил, так сказать, нерв, и выплеснул в общее инфополе сакраментальное:
писать эротику ради самой эротики — вроде бы не моё.

На что мне тут же культурно дали понять, что, собственно, и не твоё, потому что кто ж тебе даст.
Тут я призадумался.

Вышел на балкон. Посмотрел в небо. Открыл третью чакру.
Понял. Принял. Осознал.

Исправляюсь.

Дверь хлопнула — со всей жизнеутверждающей безысходностью. Он ворвался, будто за ним гнался коллектор из банка спермы.
— Быстрее, — прохрипел он, уже дергая с неё блузку, как будто спасал котёнка из горящего Zara.

Промедление смерти подобно. Родители могут вернуться. Родители давно живут в Улан-Удэ. Ему — тридцать два. Но рефлекс страха — вечен.

Прелюдия? Нет, не слышал. Он ткнулся рукой туда, куда видел в кино. Два раза. Уверенно. Как будто открывал домофон чужой квартиры: «А вдруг сработает?»
— Горишь? — спросил он с ноткой гордости, как будто поджёг не только страсть, но и свои шансы на вторую встречу.

Затем — грудь.
Шлёп-шлёп.
Боксерская груша.
И соски — как будто он крутит ручку советского радиоприёмника, пытаясь нащупать волну «Оргазм FM».
— Ай! — сказала она, дёрнувшись.
— Да не может быть, в порнухе все кайфуют! — искренне удивился он, словно мир разрушил его картонную теорию удовольствия.

Он двинулся вниз, с выражением лица экспедиционера, нашедшего мифический Эльдорадо между ног.
Язык его работал, как шпатель. Движения были энергичны, но лишены плана: как будто он драил кастрюлю после борща.
Он подмигивал. Снизу.
Она смотрела в потолок, считая трещины, как монашка считает псалмы.

— Как тебе мой стиль «атакующего дикого запада»? — промычал он, не отрываясь от влажного фронта.

Потом он встал. Торжественно. Весь в блеске слюней и энтузиазма.
— Ты готова? — спросил он, уже направляя свой "боевой снаряд" ей в рот.
— Ща проверим, сколько ты выдержишь без воздуха!

Она закашлялась. Он воспринял это как вызов.
— Нормально! Ты не фригидная ведь, ага?

Когда она вырвалась, он без паузы повернул её, как мясник тушу, и пошёл в обход.
— В порнухе все любят! — сообщил он с таким видом, будто это был аргумент на собрании акционеров.

Примерно через 30 секунд он финишировал. Без фанфар. Просто...
конец.

— Ты уже? — спросила она, даже не повернувшись.
— Бля, я даже носки не снял! — обиделся он, уже исчезая в ванной, будто совершил преступление против тела и морали.

В ванной текла вода.
 Она лежала, глядя в потолок.