Отрывок из первой главы моего нового романа "Город разбитых надежд. Ангел для Ворона"

Город дышит влажным, пропитанным бензином и прибитой пылью, воздухом. Дождь стучит по жестяным крышам, по асфальту, стекает ржавыми ручьями по облупленным стенам, монотонный, бесконечный, как моё похмелье. Я стою под козырьком и затягиваюсь сигаретой. Телефон снова вибрирует в кармане. Вера. Третий раз за час.

— Олег, пожалуйста, забери меня!

Её голос дрожит. Сейчас в нём нет тех игривых ноток, к которым я привык за время нашего общения в «Лабиринте».

— Пожалуйста, мне больше некого просить, — умоляет она. И я слышу страх.

Я не знаю её. Ну, то есть, знаю, конечно, но только как знают ночных бабочек: запах пота и тяжёлых духов, привычку кусать губы, тепло тела на заднем сиденье автомобиля или в подсобке ночного клуба, где она работает стриптизершей. Ни прошлого, ни будущего. Но сегодня что-то заставляет меня бросить сигарету в лужу и шагнуть под дождь.

Переулок тёмный, как дуло пистолета, который я всегда ношу при себе, даже после ухода из органов. Фонарь мигает, бросая на стены трепещущие тени. Вера стоит под ним съёжившись. В промокшем плаще, с лицом, искажённым от страха.

— Ты одна? — хриплю я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Она вздрагивает, будто не ожидала, что я приду. Глаза огромные, блестящие. То ли от дождя, то ли от слёз. Делаю шаг к ней и останавливаюсь. Вера тоже продолжает стоять, не предпринимая попыток приблизиться. Что-то тут не так.

— Почему ты здесь?

— Олег, я… — её голос срывается.

Выстрел.

Грохот разрывает тишину трущоб. Пуля с металлическим лязгом отскакивает от стены, выбивая бетонную крошку. Где-то лают собаки, но никто не выглядывает. В этом городе все знают: если стреляют, надо закрыть окна и прибавить звук телевизора. Ещё один выстрел, и по плечу растекается жар. Я даже не сразу чувствую боль. Вторая пуля бьёт ниже, отбрасывая меня на спину и пробивая лёгкое. Я падаю в лужу.

Отдалённо слышу жалобный вой. Это воет Вера, размазывая дешёвую тушь по щекам. Выстрелы стихли, но она не приближается, не ищет укрытия и не зовёт на помощь. Она отступает. Медленно. Шаг за шагом скрывается в темноте переулка, исчезает, как крыса в канализации.

— Прости, — шепчет одними губами.

Её не трогают. И это ответ на мой вопрос: почему она здесь.

Закрываю глаза, а когда открываю, Веры уже нет, как и стрелявших. Зато есть кровь. И её слишком много. Я лежу на спине, дождь бьёт в лицо. Воздух со свистом вырывается из пробитого лёгкого.

Встать. Мне надо встать. Перекатываюсь на бок, стиснув зубы, сдерживая стон. Руки скользят по мокрому асфальту. Надо ползти. И я ползу. Ползу по разбитому тротуару, мимо закрытых дверей и зарешеченных окон, мимо заколоченного магазина, где уже лет пять никто не работает. Я цепляюсь за стены, за канализационные решётки, оставляя за собой кровавый след, который дождь тут же размывает.

Где-то воет сирена, но это просто фон. Полиция в эти кварталы не суётся. Разве что за трупами. А я не труп. Пока что. Из груди вырывается хриплый смех и обрывается. От боли.

Ноги не слушаются. Каждый метр даётся как последний. Лицо заливает то ли дождём, то ли потом.

— Не сдохни... Только не сдохни...

В глазах темнеет, но я упрямо продолжаю двигаться вперёд. Ворон не сдастся, даже если будет харкать кровью.

Больница. Белое здание. Подарок избирателям из трущоб от нашего мэра. Падаю на лестницу и бьюсь головой об ребро ступени. Последнее, что я вижу, — заляпанные кровью ботинки медбрата.

— Пулевые... Плечо… Лёгкое…

Читать далее