Философия моей книги - как боль становится языком

 1. Боль — единственный честный язык  

В мире, где слова лгут, а жесты театральны, только боль остается последней формой подлинного общения. Когда Брамс ломает Одри, он не просто мучает её — он заставляет говорить её тело, потому что доверяет только крикам плоти. Это отсылает к Ницше: «Всё, что не убивает, делает сильнее» — но с чудовищным извращением. Брамс верит, что «сильнее» значит «чище», «просторнее», «ближе к небытию».  

2. Любовь как форма насилия  

Стокгольмский синдром в моем романе — не клинический случай, а зеркало общества. В нем говорится: все мы, в какой-то мере, целуем руки, которые нас душат. Просто одни — буквально (как Одри), а другие — метафорически (мирясь с абьюзом, токсичной работой, ложью). Здесь звучит эхо Бодрийяра: «Насилие — последнее убежище смысла».  

3. Свобода — это иллюзия выбора между камерами пыток  

«Умри ты или умрет сестра» — это не выбор, а пародия на свободу воли. Мой роман задается вопросом: если жертва «добровольно» принимает правила палача, остаётся ли она жертвой? Это перекликается с Камю: «Раб начинает с того, что требует справедливости. Кончает тем, что требует скипетра».

Философия моей книги "Фарфоровая  кукла" — это не просто фон для мрачного сюжета, а живая плоть повествования, пронизывающая каждый диалог, каждый жест, каждую молчаливую сцену насилия. В этой книге я исследую ту тонкую грань, где человеческое сознание перестает сопротивляться боли и начинает видеть в ней единственную форму существования. Это притча о том, как легко душа соглашается на рабство, когда альтернативой становится полное уничтожение. Мои герои — не персонажи в традиционном понимании, а философские концепции, облеченные в плоть. Брамс — это воплощение чистой воли к власти, доведенной до логического абсурда, где любовь и жестокость становятся неразличимы. Его одержимость "совершенством" — это зеркало нашего общества, где под соусом самосовершенствования люди добровольно ломают себя, лишь бы соответствовать чужим стандартам. Одри — это каждый из нас, кто хотя бы раз в жизни цеплялся за свои цепи, потому что они стали единственным знаком принадлежности к чему-то большему, даже если это что-то — собственное унижение.

Мое творчество — это постоянный диалог с теми философами, которые осмелились заглянуть в бездну. От Ницше с его "падающим — подтолкни" до Батая, видевшего в насилии сакральный акт. Но я иду дальше — мне интересно не просто констатировать ужас, а показать, как он становится привычным, как боль превращается в язык, на котором два одиночества объясняются в любви. "Фарфоровая кукла" — это роман-исповедь, где каждая сцена — притча. Когда Брамс дарит Одри отрезанные уши её обидчиков, это не просто жест маньяка — это воплощение той идеи, что справедливость всегда носит черты того, кто её вершит. Когда Одри начинает тосковать по своему мучителю, это не клинический случай — это метафора того, как все мы тоскуем по своим тюрьмам, когда оказываемся на свободе.

Писать для меня — значит препарировать собственные страхи. Каждая моя книга — это вскрытие. Я не сочиняю сюжеты — я ставлю эксперименты над человеческой природой. Что произойдет, если личность лишить всех социальных масок? Как далеко можно зайти в разрушении другого, прежде чем разрушишь себя? Где та точка, после которой жертва перестает быть жертвой и становится соучастником? Мои тексты не дают ответов — они бросают читателя в эти вопросы, как в ледяную воду, чтобы он сам попытался найти дно. И самое страшное, что дна часто нет.

Философия моих произведений строится на простой и страшной истине: человек — это существо, способное привыкнуть к чему угодно. К голоду, к боли, к унижению, к любви, которая убивает. "Фарфоровая кукла" — не история о монстре и его жертве. Это история о встрече двух одиночеств, каждое из которых нашло в другом то, чего так отчаянно искало — Брамс нашёл холст для своего безумия, Одри — того, кто наконец-то увидел её по-настоящему, даже если это "настоящее" было кровавым и уродливым.

В этом суть моего творчества — я не пугаю, я показываю. Не шокирую, а обнажаю. Мои книги — это не развлечение, это опыт. Опыт предельной честности с самим собой. После них нельзя сказать "это просто вымысел" — потому что где-то в глубине ты узнаешь в моих героях себя. Не того себя, каким ты гордишься, а того, о котором шепчешься по ночам, когда никто не слышит. Именно поэтому мои тексты оставляют ощущение, будто тебе в душу заглянул незнакомец — и узнал тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.