Третчиков

Расфокус обезличенного существа, этого «нефритового голема», создает эффект обтекания. Окружение не придаток! Быть может, материал? — есть сомнения.

Фон неоднородный; он напоминает бетонную стену, с которой сотни, а может, и тысячи раз сводили краски. Отдает паранойей. Обезличенность, которая навевает тревогу упадка. На вас не смотрят, но и не игнорируют. Голова «нефритового голема» повернута в бок, но она может «обратиться».

Глубинно-подсознательный наблюдатель, который имеет контроль и не носит маски, ибо у него нет лица.

Тело — если его можно так назвать — перетекает в цвет «морской зелени», пропадает в «чёрной тени» в области лопаток и длинной, почти неестественно длинной шеи; тоже самое происходит на уровне уха, которое словно слушает эту тьму и то, что находится за границами самой картины.

Оно не говорит, но слышать может.

... Вы словно наблюдаете поток своих мыслей. Поток, обратившийся в вихрь, краем касающийся пустоты (радуга образов, когда твои сущности дробятся до атомов). Изображенное «существо» чем-то напоминает Фантомаса[1]

Разноцветные волосы (Реверсивный дождь диаметрально противоположных вкусов, слившихся в едином порыве обезличенной идеи) ассоциируются прежде всего с клоунами, которых ты либо боишься, либо восхищаешься ими. Самоуничижительные кривляния — это чистый шаманизм. Заклинание смеха. Ритуал убийства. 

Кристаллы светлых умов утекают, как... (что? как что утекают?)

Загадочность в простоте. Взор, стремящийся охватить всё и в ширь, и в глубь.

— Это как смотреть в будущее...[2] 

Левое плечо сливается с облезлой стеной; оно не пропадает в тени, а, как хамелеон, подражает окружению, являясь при этом «абсолютом». Хищник (или Воображение) лишен тщеславия, как и любой неподконтрольный системе "кнута и пряника" зверь — хтонический продукт того чье Имя мы не называем ибо оно меняется каждое мгновение. Порой лишь угадываем и это хорошо...  

Игра света и тени интригует. Понять, что источает свет и что его поглощает, почти невозможно — измерение на холсте кажется абсорбированным; логика портрета, пусть даже с точки зрения психоделического штриха, в действительности полностью заменяется абсурдной перспективой тления, силе которого препятствует твердая, но, повторю, обтекаемая основа из обезличенного призрака (Тебя?)

Когда смотришь на эту картину как писатель: чернила и бумага — это конец и начало.

Когда смотришь на картину как живописец: краски и холст — это конец и начало. (Именно в таком порядке)

Конец мысли — Начало образа.

Конец картины — Начало ее жизни в умах других.

Конец... (конец чего? чего же конец?)

_____

[1] «Фантомас очаровывает нас от начала до конца своим неповиновением правилам и инстинктивной храбростью, с которой он пролетает над разумом, столь опасным благодаря контролю, который он противопоставляет смелости, и своим тормозом, парализующим курс. Головокружительный гений...» — Жан Кокто.

[2] ... но с точки зрения человека который ничего не может сделать. Он может лишь творить неизбежный замысел дергаясь и трепыхаясь, как рыба выброшенная на берег, после которой останутся лишь отпечатки на песке в форме ее тела, лишь блестящие чешуйки. Да, блестеть они будут только при свете чужих Разумов. Следы смоет.

Чешуйки смоет...