Постатомный гаремник с претензией на глубину (со факин ди-и-ип!), а ещё выбор обложек.

Дойдя до торгового квартала, я стал свидетелем расправы. Прямо на рынке линчевали девушку. В мясо избитую и непонятно в чём виноватую. Её тощее тельце извивалось на земле, пока стайка беспризорников забивала её палками.

Их смех и девичьи визги создавали странную мелодию, удивительно подходящую этому городку. Выкидышу цивилизации, где нет электричества и водопровода, зато полно жестокости и нищеты.

Пока шпана забавлялась, взрослая половина города толпилась неподалёку. Затеяв нечто вроде народного собрания, они с азартом решали судьбу девушки:

— Ноги ей прострелить! — тряс подбородками похмельный дядька. — И в лесу бросить, пусть волки догрызают!

— Ну догрызут, а нам с того что? — возражал другой. — Повесить её! На дереве у дороги. Как знак, чтобы другие и близко к городу не подошли.

— Сже-е-ечь!!! — всех перекричала пожилая тётка. — Живьём спалить тварину и на суку подвесить! Уж такое ублюдков проучит, такое навсегда отвадит!

Толпа переглянулась. Идея пришлась по вкусу всем, кроме самой девушки:

— Не надо!!!

Она пыталась пробиться через детей, но её тщедушное тельце не могло справиться даже с ними. Получив палкой по лицу и едва не потеряв глаз, она отшатнулась к овощному ларьку:

— Пустите, я уйду! — она рухнула на колени, протягивая руки к толпе. — Я никогда не вернусь, обещаю! Только не надо, ну пожа-а-алуйста!!!

Ответом стал детский смех. Чумазая детвора корчила рожи и передразнивала её писклявыми голосами, пока взрослые уже начали скидываться на керосин для выбранной казни.

В подставленную сумку сыпались спичечные коробки, папиросы, ржавый револьвер и прочий хлам для бартерного обмена.

Видя всё это с другого конца рынка, я пару раз моргнул. Не помогло. Город всё ещё долбанулся.

Но больше всего удивляла не жестокость горожан, а то, как она их сплотила. В обычный день тут и нахер бесплатно не пошлют, а сейчас вон как благотворительность всем жопу защекотала. Последние портки отдают, а ради чего? Чтоб человека заживо сжечь?

— Альтруисты хреновы…

Я плюнул и проверил кобуру — пистолет был на месте. Заряженный и готовый напомнить всем прямоходящим идиотам в радиусе километра, кто в их городе комендант, а главное…

— Сэр, вы куда-то собрались?

Вздрогнув, я обнаружил возле себя низкую девчонку. Её ярко-рыжие волосы контрастировали с чёрной униформой, а миловидное лицо разрезала глазная повязка.

— Тьфу. — я выдохнул, опознав в ней своего адъютанта. — Про тебя уж и забыл.

— Виновата, сэр. Впредь стану более заметной.

По её сухому тону было невозможно понять она всерьёз или издевается. Но выяснить не успел — прервал женский визг.

Визжала избитая девушка в толпе — пара похмельных мужиков за волосы вытащила её из-под прилавка и поволокла меж торговых рядов. Вслед за ними, как утята за уткой следовала остальная толпа.

Собрав нужную для керосина «сумму», горожане всей гурьбой повалили к пустырю за пределами рынка. Туда, где стояли ржавые машины дальнобойщиков.

Похоже, именно у них толпа собралась разжиться горючим для казни.

Я поспешил перехватить, но вдруг дорогу загородила солдат:

— Сэр, что вы задумали?

— А сама как думаешь?! Уж точно не стоять и дрочить, пока во-о-он там сжигают человека! — я пытался обойти, но солдат настойчиво лезла под ноги. — Дай пройти, чего встала?!

Конскрипт и бровью не повела, продолжая блокировать дорогу:

— Сэр, я понимаю ваше желание вмешаться, но как ваш адъютант должна уточнить: это слишком рискованно. Гражданские скорее сожгут вас вместе с женщиной, чем подчинятся требованию прекратить.

— Ой, не драматизируй! Местные не настолько меня ненавидят.

Бровь девушки изогнулась так, что почти наползла на её чёрный берет. Она молчала, но я всё равно слышал саркастичное «это сейчас серьёзно было?».

— Ну ладно может и настолько, но… — я остановился и фыркнул. — Что ты предлагаешь? Пройти мимо? Идти на дорожный пост и проверять фермерские повозки дозиметром? Считать рентгены в картошке и делать вид, что мы нихрена не видели?

Судя по мимолётной паузе, именно этого солдат и хотела. Но вслух соврала:

— Сэр, мы должны вернуться в гарнизон за подкреплением.

— Отличный план! Главное только кетчуп захватить, ибо вернёмся только к шашлыку.

— Нет, сэр, успеем вовремя, но только если прекратим сомневаться и поспешим прямо сейчас.

Она говорила с такой решимостью, что я не выдержал:

— Да ёлки-палки, Бедная, ты же просто хочешь увести меня отсюда, прежде чем очередную херню натворю!

— Сэр, раз вы сами находите ваш план «очередной хернёй», то вам точно не стоит к нему прибега… Отличный удар сэр.

— Не удар, а подзатыльник! — я раздражённо тёр переносицу. — Всё, закройся уже! Мне надо подумать...

Конскрипт ничего не ответила, продолжая намертво загораживать дорогу.

Признавать не хотелось, но у Бедной были причины для упёртости. Любой идиот понимает, что нельзя бежать с пистолетом наперевес и героически вставать между толпой и той женщиной. Это вольный город, здесь другие порядки. И горожане срать хотели на законы Альянса или мой офицерский мундир. Настолько, что моё вмешательство их скорее спровоцирует, чем вразумит.

В лучшем случае меня пошлют нахер, и что тогда? Пожелаю хорошего отдыха и уйду? Или ещё хуже, достану пистолет и начну командовать? Ну удачи мне с этим. Это в бравурных историях при виде шерифа линчеватели сразу обсираются. Здесь же обосрётся только шериф, ибо у гражданских тоже пушки есть.

Понимая, что разумных вариантов не остаётся, я сокрушённо вздохнул:

— Ты права, мы ничего не можем сделать.

Словно в протест с пустыря донёсся очередной крик. Девица уже не просила её отпустить, а лишь вымаливала пулю вместо огня. Но поздно, керосин уже купили.

Заметив моё выражение, конскрипт подошла ближе и заглянула в глаза:

— Не отчаивайтесь, сэр. — её голос звучал почти участливо. — Мы не знаем, в чём обвиняют эту женщину. Учитывая сплочённость горожан и жестокость выбранной казни, вероятно она… Сэр!!!

Конскрипт спохватилась, но было поздно. Я рванул места, оставляя её поражаться моей скорости и умению изображать скорбную рожу. Ни схватить, ни перегородить дорогу она не успевала.

— Бегом в гарнизон! — я скомандовал не оборачиваясь. — Поднимай роту в ружьё, а я попробую их заболтать!

Идея так себе, но всё равно лучше чем стоять и нихрена не делать.

— Сэр, нет!

— Конскрипта ответ! Бегом!!!

Бедная что-то кричала вслед и вроде пыталась нагнать, но я уже слишком от неё оторвался. Лавируя между торговыми прилавками и фермерскими прицепами, я как мог спешил к стоянке автомобилей. И не я один — что местные горожане, что приехавшие в город деревенские, все стекались с рынка к пустырю. Но в отличие от меня, они спешили не остановить казнь, а занять зрительские места. Всё-таки не каждый день удаётся поглядеть как кого-то сжигают заживо.

Такая-то экзотика и нахаляву — ну как тут мимо пройти ?

Кто-то из гражданских даже тащил с собой детей, не стесняясь подсаживать их на плечи для лучшего обзора. А самой вишенкой служила ушлая деваха, что сновала между зрителями, предлагая свиные колбаски на палочках:

— Горячи-и-ие! Сочны-ы-ые! Беру в оплату патроны, спички, векселя-Я-Я-Я!!!

От столкновения с моей тушей, торговка с визгом улетела, а взмывший с её рук фонтан колбасок тут же стал добычей чумазых беспризорников. Ощущая себя чем-то средним между Робин Гудом и бронепоездом, я продолжил пробиваться сквозь толпу.

Но как бы я не старался, как бы лихо не таранил и не распихивал штатских — вовремя не успел. К моменту как я пробился внутрь живого кольца, зажженная спичка уже коснулась облитой керосином женщины.

Душераздирающий вой гвоздём впился в висок, а лёгкие обожгло вонью палёных волос. Грязные обноски женщины вспыхнули словно от струи огнемёта. Объятое пламенем тело закаталось на земле, суча разбитым коленом.

Неподалёку дальнобойщик оттирал монтировку от крови:

— А вы всё: «связать её надо, не то огонь собьёт» — хрен я на неё верёвку дам! И без того треть канистры сверх платы накину… Эй, мужик, какого хера?!

Его обветренное лицо недоумённо вытянулось, когда я толкнул его в сторону и принялся молотить сорванным с себя кителем по горящей девице. Не помогало. Лишаясь кислорода, пламя на мгновение гасло, но тут же разгоралось вновь, стоило только поднять тряпку для нового удара.

Нет, керосин так не сбить. Тут либо ведро воды, либо накрывать всё пламя разом. Воды нет, в туалет я не хочу, так что…

— Замри! — я пытался поймать девушку в распахнутый китель. — Да стой, дура, хватит дёргаться!

Бесполезно. Визжа в агонии, женщина каталась по земле, разбрасывая капли горящего керосина. А заодно заставляя меня бегать как за обезглавленной курицей.

Люди в толпе неуверенно переглядывались — это было явно не то зрелище, на которое они рассчитывали.

— Да чтоб вас всех!

Не в силах больше сносить истошные вопли девушки, я рухнул прямо на неё. Насильно сгребая в китель и хороня под своим телом. Жар впился в кожу, а сквозь визги проступил треск собственных бровей. Но я не отстранялся, а наоборот, сильнее прижимался к тощей девчонке. Грубо кутая её в китель и лишая огонь кислорода.

Придавленная в землю девица уже не могла кричать, но я всё равно слышал вопли. Близкий запах её опалённой кожи пробуждал давно забытые образы. Лица раненных сослуживцев, которых пришлось оставить в блиндаже. Бросить под натиском штурмовой пехоты, следом за которой из утреннего тумана выплывали фигуры в противогазах. Блестя асбестовыми доспехами и неся за спиной огнемётные ранцы, они выжигали траншею за траншеей, оставляя после себя чёрный дым, смрад палёной плоти и вопли заживо сгорающих.

Секунда ностальгии прервалась ощущением грубого ботинка на нежной заднице:

— Ты чё творишь, урод?! — надо мной нависла монтировка дальнобойщика. — Нахера затушил?!

— Затушил?

Я чуть приподнялся. Тощая девчонка хныкала под кителем, бубня что-то про «больно, мама, как же больно», но гореть отказывалась.

Блин, а ведь сработало!

Но не успел я похвалить себя за находчивость, как сразу две пары рук рванули за плечи. Вдарившая в грудь монтировка намекнула, что хорошие дела не хотят оставаться безнаказанными.

— Ты другалёк ейный?! — дальнобойщик больно ткнул в меня ещё раз. — На выручку прибежал?!

Прежде чем я успел ответить, монтировка снова врезалась в мою грудь, заставляя согнуться и закашлять. Я бы и вовсе упал, но пара пропахших машинным маслом шофёров крепко удерживала на месте.

Толпа сердито гудела, проклиная за впустую потраченный керосин и подбадривая дальнобойщиков избивать меня, пока из жопы новый не польётся. Но не все зрители разделяли их веру в чудеса. Минимум половина гражданских напряжённо молчала, а то и вовсе протискивалась назад, спеша убраться с пустыря и увести детей.

Не потому что они самые мирные, а потому что местные. И, в отличие от приезжих, они сразу опознали мою рожу и обгорелый китель. Опознали и предпочли сдриснуть подальше, ибо как бы сильно горожане меня не ненавидели, боялись они ещё сильнее.

Жаль дальнобойщиков об этом не уведомили.

Вдарив мне ещё пару раз, мужик с монтировкой вдруг удивлённо посмотрел на девицу:

— Ох едрить! — он ткнул в неё чёрным пальцем. — Зырьте-зырьте как за него хватается! Ну точно дружки!

Все взгляды устремились на обожжённую девчонку, что вцепилась в мою штанину. Испуганно жмурясь, она хваталась за меня, будто от того зависела её жизнь. В принципе, так и было, но могла бы и понежнее — ногти у неё, блин…

— Ну всё, урод, вот ты и попался! — оскалился дальнобойщик. — А ну, мужики, крепче держите! За руки, за руки! Сейчас я его… Ох, ёкарный бабай!!!

Он в ужасе отпрыгнул, когда моя рука вдруг разделилась на две части. На набитую ватой перчатку, что осталась в хватке недоумённого шофёра и на забинтованную культю, что уже летела в лицо его коллеги.

Ёлки, никогда бы не подумал, что ампутация левой кисти была не такой уж плохой идеей.

— Ахтыж… — вспышка боли от удара едва не заставила откусить язык. — Не-не, всё-таки хреновая идея была… Как жжёт-то, господи!

И с какого хрена я решил, что бить незажившей культёй это хорошая мысль? Ах да, других же у меня не было…

Шипя от боли и хватаясь за отбитую культю, я не сразу заметил, что моя правая рука тоже свободна, а державший её дальнобойщик теперь фонтанирует кровью из носа.

Моему мимолётному триумфу помешал мужик с монтировкой:

— Так ты трёхрукий, сучонок?! Ну сейчас я тебя лишнюю-то в жопу затолка…

Он осёкся, уставившись в дуло моего пистолета. В спешке я даже не успел снять с предохранителя, но мужику было всё равно:

— Воу-воу, полегче парень! — он бросил инструмент и поднял руки. — Яж за волыну не хватаюсь?!

— У тебя её и нет! — из-за адреналина моя рука дрожала, отчего пистолет метил ему то в грудь, то в лицо, то в яйца. — Руки за голову и встал спиной ко мне! Быстро!!!

— Я понял, мужик, я всё понял! Только не шмаляй, лады? У меня семья, мужик, ну не шмаляй, а?

Я его уже не слушал, переключаясь других водителей. Так же угрожая им оружием и заставляя встать между мной и толпой. Превратиться в живой барьер, отделяющий мою обожженную рожу от ржавых обрезов и кустарных револьверов, за которыми уже тянулись окружавшие нас зрители.

Можно было подумать, что люди проявляют гражданскую сознательность и хотят выручить дальнобойщиков, но от меня не ускользали их взгляды. На водителей никто не смотрел, все уставились на мой пистолет. С жадностью и желанием.

Их можно понять, это не «народный» револьвер и не громоздкий уродец Альянса, а настоящий довоенный пистолет. Ещё с доатомных времён, когда человечество не стеснялось настоящей оружейной стали и хромирования. И стоит этот раритет дороже всех стоящих тут газогенераторных машин дальнобойщиков вместе взятых.

Даже если поделить на всю толпу, куш с трофея получится ощутимым.

— Брось! — я пытался контролировать толпу, прячась за дальнобойщиками. — Эй-эй, а ты куда полез! Руку с кармана убрал!

Бесполезно. На каждый брошенный ствол в толпе появлялось сразу два. Вопрос пули в мою спину становился делом времени. Очень скорого времени.

Ощущая себя тараканом на сковородке, я как мог выигрывал время. Правда, уже сам не помнил, для чего. Всё на что меня хватало, это прятаться за спинами, тыкать стволом в толпу и бороться со странным ощущением ниже пояса. Будто что-то тёплое бежало по ноге.

Отлично, я ещё и обоссался! Хотя нет, погоди… Это кровь?

— Секунду…

В голове что-то щёлкнуло и заставило вспомнить про девицу, которая продолжала скулить, цепляясь за мою ногу. Отчаянно, как ребёнок за родителя. Её пальцы вгрызались так сильно, что на штанине проступала кровь.

Приглядевшись к её рукам, я аж подпрыгнул:

— Ёпт твою ма…

— Лежать, суки!!!

Пустырь разорвался раскатами грома, а небо прочертили зелёные молнии. Длинная очередь из трассирующих пуль заставила всех мигом забыть и про меня, и про пистолет, и про всё на свете.

На полном ходу в толпу врывалось полдюжины солдат в чёрной униформе. И пусть все они были женщинами, вели себя отнюдь не по-женски.

— В землю, мразь!!! — деревянный приклад вмазался в лицо пожилой тётки, превращая его в кашу. — В землю, суки, говно носом жрать!!!

А-а-а, так вот чего я ждал… Бедная всё же сходила за подкреплением. Или, что вероятнее, сбегала до караула на КПП.

Новая очередь прошла ещё ниже первой. От уханья ружья-пулемёта над самой головой не то что гражданским, а даже мне прилечь захотелось. Но мешали вцепившиеся пальцы девицы и понимание, что всё бессмысленно. Её никак не спасти.

Конскрипт была права с самого начала. Даже пытаться не стоило.

С продвижением солдат окружающая толпа превращалась в живой ковёр. Кто мог, разбегались, кто нет, падали на землю, и не думая давать отпор. Свою малочисленность солдаты компенсировали внезапностью, длинными очередями и высоченной дылдой, ступающей во главе отряда.

Красуясь тюремными наколками из-под серой майки и рваным шрамом на щеке, мускулистая женщина не стеснялась идти прямо по залёгшим штатским и разбивать лица особо непонятливых прикладом ручного пулемёта. Семикилограммовая дура в её руках смотрелась детской игрушкой.

— «Голубок»?! — орала она, нервно ища меня в толпе. — «Голубо-о-ок», ты где ваще?!

— В жопе. Как обычно.

Моя поднятая в небо культя послужила маяком для солдат. Наступив на пару голов, широкоплечая дылда в два счёта оказалась у меня.

Вместо «здрасте» она выдохнула:

— Фух, успела всё-таки… — и тут же зарычала — Ты чё опять устроил, обморок?! И херли от тебя так шашлыком пасёт?!

Её типичная наглость заставила рявкнуть:

— «Сэр»! «Вы чё тут устроили сэр»!

— Ой да похер… — сержант резко сшибла с ног стоящего под моим прицелом дальнобойщика — Так чё у тебя тут за кипишь? Чё за толпа и… Погодь, а это кто?

Она уставилась на девицу у моих ног.

В ответ я облизал губы, уже придумывая чего бы соврать. Не успел.

— Уродец это! — испуганно вскрикнул пришибленный дальнобойщик. — Не мочите, ребят, всё по закону! Мы не беспределили, мы уродца поймали! Её мужики на базаре хватанули, в город пробралась!

Он обернулся на меня:

— Мужик, чёж-ты не сказал, что с Альянса?! Яж не знал, яж подумал, просто портки форменные! Яб тебя и пальцем не тронул! Мля, только не расстреливай, мужик, у меня дети, ну богом прошу, не расстре…

Ботинок сержанта надавил на его затылок, заставляя набрать полный рот земли.

— Не поняла, чего этот фраер базарит? Ты уродца поймал или что?

Она присмотрелась к девице и заметила её пальцы.

— Ох ёпт! Чисто как у паука! Фу, мля, фу нахер… — она отскочила, давя рвотный рефлекс. — Да чё встал «голубок», отойди от неё, онаж тебя трипаком заразит!

— Они не заразны. — я вздохнул и повысил голос. — Очистить местность! Гражданских убрать, периметр оцепить! Огонь открывать по усмотрению!!!

Последнюю команду я проревел как можно громче, чтобы даже на другом конце рынка слышали. Подействовало моментально. Самые умные из штатских убрались сразу, тем, что поглупее потребовались пинки солдат, а самые бестолковые так и ползли по земле, боясь подняться.

Но меня это уже не интересовало. Оставив солдат кошмарить мирное население, я сидел на колене перед дрожащей девицей:

— Ну чего плачешь? Хватит, перестань. Всё кончилось, больше тебя никто не обидит, слышишь?

Враньё. Даже она это понимала:

— Не надо, пожалуйста! — пряча лицо за обожженной чёлкой, она мелко дрожала. — Я тебе всю жизнь верной буду, вся отдамся, только не надо…

Её тощее от голода тельце изо всех сил куталось в мой китель, будто тот мог защитить.

— Сэр. — надо мной нависло лицо Бедной. — По вашему приказу я опросила свидетелей, они подтверждают: уродец проник в город утром скрывая свои аберрации под одеждой. Отклонения обнаружил один из водителей, когда она пыталась приобрести упаковку пищевого концентрата в обмен на оральные услуги.

Сержант подняла бровь:

— Какие-какие услуги?

— Да хер она сосала!

Раздался голос дальнобойщика. Кучкуясь за пределами пустыря вместе с другими водителями, он не решался далеко уходить от машин, переживая за сохранность товаров в кузовах.

— А-а-а… — промычала дылда. — А спалили, видать, когда яйца стала щекотать.

Заржав своей рифме, она закинула пулемёт на плечо и полезла шариться между кузовами машин. Бывшая налётчица просто не могла не спереть чего-нибудь.

Мне надо было её остановить и напомнить о дисциплине, но я и шага не мог ступить от дрожащей девчонки. Обожжённой, голодной и насмерть напуганной.

Я всё пытался успокоить, смотря как её уродливые пальцы вжимаются в мой китель:

— Отрезать пыталась, да? — я коснулся шрама на её кисти. — Чтобы не так заметно было?

Простой жест заставил её замереть. Перестав дрожать, она впервые подняла глаза. Красивые, голубые и совсем юные.

— А-ага. Но больно очень и я струсила. Подумала, спрятать получится. Дура, да?

— Но явно умнее меня… — я показал культю на месте левой кисти. — Лучше рукастая дура, чем безрукий дурак.

Она весело хрюкнула и впервые взглянула мне в глаза. Робкая надежда на её лице свела мою грудь судорогой.

— Сэр. — голос Бедной сочился льдом. — Позвольте мне опросить уродца.

Её рука недвусмысленно сжимала рукоять трёхзарядного револьвера — более прозрачного намёка и придумать нельзя.

Даже девчонка всё поняла и резко схватила мою руку:

— Нет-нет-нет, погодите! — её игольчатые пальцы сжимали с невероятной силой. — Возьми меня к себе, я пригожусь! Я всё-всё делать буду! «Сэр», ты же не злой, ты же…

Рукоять револьвера приложила её по затылку:

— Пусти, живо! — конскрипт рванула её за волосы, девицу завизжать. — Руки убери!!!

— Отставить!!! Бедная, совсем долбанулась?!

Коротышка замерла, её глаз недоверчиво блеснул:

— Сэр, она схватила вас, а я пытаюсь…

— Разбить башку перепуганной девчонке?!

— Это уродец, а не «девчонка», сэр. — на лице Бедной на миг проступила тень раздражения. — И ей будет легче, если не затягивать. Вы и так сделали для неё достаточно, сэр. Поэтому, прошу, отойдите и дайте мне…

— Помолчи.

— Сэр, мы обязаны уничто…

— Ты можешь заткнуться хоть на секунду, а?!

Бедная обиженно стихла. Её костяшки побелели на рукояти револьвера.

Мне не хотелось на неё срываться, но я ничего не мог с собой поделать.

Я знал, что конскрипт снова права. Что на западе, в Альянсе, что на востоке, в Народном Комитете, и даже здесь, на буферной полосе, закон один — при обнаружении уничтожить. Радиогенные фенотипы не имеют права существовать севернее радиационного пояса.

И дело не в том, что «голубкам» и народникам нужно сплотить людей вокруг удобного врага. Нет, уродцы не жертвы политики, а реальная угроза всему грёбанному человечеству.

Конечно, «бичи» тоже люди, но за поколения в загаженных районах их генетика деградировала до такой степени, что большинство детей либо мертворождённые, либо с такими аберрациями, что не доживают до зрелости. Но это ерунда, потому что реальная проблема те, кто доживает.

Как эта девчонка, чьи руки деформированы, но тело пышет юностью и здоровьем.

Она может поселиться здесь, сыскать работу, выйти замуж и родить от него детей. Но аберрации проявятся. Может не в первом поколении, но проявятся. И у её детей, и детей её детей и дальше-дальше-дальше… Пока в мире не останется ни одного человека, чья генетика не изгажена радиацией и всем тем биохимическим дерьмом, которым люди гробили друг-друга во время атомной войны. Не пройдёт и пары веков, как человечество выродится. А за вырождением последует вымирание.

И даже если мне плевать, даже я пойду наперекор логике и отпущу её, то как я объясню это? За укрывательство уродцев полагается смерть, без исключений. Солдаты меня, может, и не заложат, но штатские точно настрочат доносов, которые обязательно доберутся до штаба Альянса и тогда всё. Звездец.

Поверить может и не поверят, но проверку организуют. И с удивлением выяснят, что я никакой не офицер Альянса, а очень даже дезертир народников. Который снял форму с трупа и начал притворяться местным комендантом.

И тогда звездец не только мне, но и всему гарнизону. Никто не поверит, что солдаты не знали. Тем более, что они не «голубки», а так зверьки с буферной полосы. Что-то среднее между наёмниками и рабами. Их дешевле уничтожить, чем проверять на лояльность. 

— Эх, куда не плюнь везде жопа, да?

Девица хлюпнула носом, снова принимаясь молить о пощаде. В ответ я только взъерошил её светлые волосы, чем заставил конскрипта нахмуриться.

Нет, не могу.

Может я псих, но я просто не могу жертвовать невинным человеком просто потому что так удобнее. В конце-концов, расстрелять я её всегда успею, а попытаться спасти могу только сейчас.

— Всё-всё, кончай реветь, вставай. — я встал с колена и протянул её здоровую руку. — Пойдём. Сопли пускать можно и в более приятных местах.

— Ты… — у не девчушки аж глаза загорелись. — Ты возьмёшь меня?!

У Бедной аж челюсть свело.

— Ну ты слова-то подбирай, блин… — я неловко кашлянул. — Я помещаю тебя под арест. Прежде чем уничтожать, тебя нужно показать медику. А то вдруг это не аберрация, а ты просто в детстве пальцы прищемила, верно?

Я буквально чувствовал, как её глаза блестят всё ярче. По-моему, она даже забыла про боль и ожоги.

— Ты… Ты правда меня не застрелишь?!

— Конечно нет. Ты же не женская баня, зачем в тебе дырка?

Её улыбка засияла ярче солнца, а звонкий смешок вызвал невольную улыбк…

Грохот. Висок девицы взорвался вспышкой крови и порохового дыма. Пуля прошила череп насквозь, унося за собой ошмётки мозга и костей. Спустя мгновение её тело качнулось и рухнуло на влажную от керосина землю.

Бедная бросила на неё холодный взгляд и заткнула револьвер за пояс.

— Т-ты… Ты что сдела…

— Вы очень великодушны, сэр. — Бедная повысила голос, перекрывая меня. — Из всех способов уничтожения вы выбрали самый гуманный. Она умерла без страха и ничего не почувствовала. Простите, что не поняла ваш замысел сразу, сэр.

Слова конскрипта звучали спокойно, но её взгляд пронзал на месте. На её лице так и читалось «ты едва себя не выдал, дурак!».

А я так и таращился на осколки черепа мёртвой девушки, пока к нам стягивались солдаты с оцепления. Даже сержант отвлеклась от воровства и нависла над телом:

— Башка навылет, а лыбится будто живая... Стрёмно, мля! — присвистнув, она повернулась ко мне. — Слышь, «голубок», а ты охереть какой актёр! Я краем уха слышала и, чес-слово, в какой-то момент аж сама повелась! Думала, ты реально башкой трахнутый, раз собрался эту мразь в гарнизон тащить.

— И я! Я тоже поверила! — закивала солдат с двустволкой. — Думаю, ну что за херня, у нас полная рота девок, а кадету уродца трахнуть припёрло. Типа, какого хрена? Я чё, зря каждый день ноги брею? Кхм, то есть, не чтобы я предлагала себя, сэр и…

И так далее и в таком же духе. Я на автомате кивал, что-то отвечал, приказывал снять оцепление и подыскать мешок для трупа. Из-за выстрела Бедной никто так и не понял, что я действительно пытался спасти эту девчонку. Действительно помочь.

Наивный идиот…

— Приказы, сэр?

Я вздрогнул и обернулся на конскрипта. В какой-то миг я про неё и забыл.

Глядя на неё хотелось накричать, ударить, оскорбить, но вместо бессмысленной истерики я мрачно кивнул:

— Найди лопату. Надо похоронить.

Конскрипт с готовностью козырнула:

— Слушаюсь, сэр! Но прежде… — она убрала руку и помялась. — Сэр, разрешите говорить открыто?

Ох, ну начинается!

— Не утруждайся, я и так знаю. Ты была права, а я нет. Ты умная, я тупой. Ты действовала разумно, а я рисковал ради хрен пойми чего.

Какое-то мгновение Бедная просто смотрела на меня, пока едва слышно не вздохнула:

— Нет, сэр, правы были вы. Вы уберегли уродца от сожжения заживо и позволили принять смерть, зная, что рядом есть тот, кому не всё равно. Даже многие здоровые люди лишены этого, сэр.

Холодная моська конскрипта казалась почти искренней, но я понимал, что она просто пытается меня подбодрить. Угощает меня такими же пустыми словами, какие я говорил мёртвой девчонке.

Но в тоже время, раз она врёт, то ей не насрать, верно?

Фыркнув, я полез в карман за самокруткой:

— Смотрю, вместе с той пулемётной пулей в твою голову попало немного философии? Мне пора называть тебя «Умная»?

Она чуть усмехнулась:

— «Беглая», сэр, так точнее. Однако, если позволите, я так же хотела сказать, что вам следует оставить привычку тушить пожар новым поджогом. И особенно, вашим собственным телом.

— Думаешь?

— Уверена сэр. Огонь вам ни к чему, вы и так безумно горячи. Ох! — она дёрнулась от подзатыльника. — Отличный подзатыльник, сэр. Очень доходчивый.

— Ты ещё поджопник пробовала! Бегом за лопатой!

Козырнув, солдат спешно скрылась, оставляя меня наедине с трупом, незажженной самокруткой, и вопросом — а как я буду одной рукой прикуривать?

— Всё-таки хреновая идея была…

Последний раз взглянув на мёртвую улыбку девушки, я отправился выбирать место для могилы.