Чёрный день в истории Смуты

3  (13) июня 1611 года польско-литовские войска штурмом взяли Смоленск. На  этом завершилась двухлетняя героическая оборона крепости под  командованием воеводы Михаила Борисовчиа Шеина.

На  протяжении длительного периода крепость сковывала у своих стен  значительные силы королевской армии. Воевода не отказался от продолжения  сопротивления даже после катастрофической неудачи при попытке деблокады в  битве под Клушино. Не повлияли на его решимость падение династии  шуйский и оккупация Москвы врагом.

Но  возможности гарнизона были не безграничны. К лету 1611 года  возможностей эффективно оборонять протяженные укрепления были исчерпаны,  чем воспользовался противник.

С.  Жолкевский так описывает финальный штурм Смоленска: "На валах, где  прежде было множество людей, теперь, по причине недостатка их, видна  была только редкая стража; как после говорил и сам Шеин, что не  оставалось всего-навсего и двухсот человек, годных к обороне. Шеин  исполнен был мужественным духом и часто воспоминал отважную смерть отца  своего, павшего при взятии Сокола в Царствование Короля Стефана; также  говаривал часто пред своими, что намерен защищать Смоленск до последнего  дыхания. Может быть, что поводом к этому был мужественный дух его,  однако, участвовало тут и упорство; ибо, не имея надежды на помощь при  таком недостатке в людях и видя ежедневно смерть их, все еще упорствовал  в своем намерении.

Тогда  Е.В. Король Якову Потоцкому, Каштеляну Каменецкому (которому по смерти  брата его, Воеводы Брацлавского, поручил начальство над войском)  приказал приготовить лестницы и все нужное для приступа. Для разделения  осажденных казалось лучшим пустить людей на приступ с четырех сторон,  сам Каменецкий избрал для себя место от Духовного Монастыря (в котором  стояли казаки) ниже Аврамовских ворот; Староста Фелинский, брат его,  против пролома, то есть против дыры, пробитой орудиями; Немецкая пехота  числом около шестисот близ стены, обращенной к нашему лагерю, Маршал же  Великого Княжества Литовского возле Крылоссовских ворот, невдалеке от  которых было место наподобие свода, куда спускаема была нечистота.  Новодворский, Кавалер Малтийский, со слов одного Москвича, переправясь и  потом ночью рассмотрев этот свод, взялся подложить в него пороху в  надежде (как и сделалось), что порох сей взорвет стену.

Когда  уже все нужное, таким образом, было приготовлено, в полночь Каменецкий  приступил с своей стороны к стене, и потихоньку влезали на оную  посредством лестниц, влез и сам Каменецкий, на стене не было кому и  приметить их и, когда уже взошло наших большое количество и стали  расходиться по стенам и башням; тогда показалось только малое число  Москвитян при воротах Аврамовских, они хотели было защищаться, но,  увидев большое число наших, бросились бежать вниз. Немецкая пехота с  своей стороны взлезла также на валы почти в одно и тоже время, но там в  недальном расстоянии находился сам Шеин с несколькими десятками человек,  как бы между пробитою стеною, чрез которую влезли Немцы, и, приметив  их, начал перестреливаться с ними. Но Каменецкий, услышав на своей  стороне шум, происходивший на противоположной, пришел в беспокойство и  поспешил зажечь там порох, подложенный под помянутый свод. И в самом  деле, зажженный им порох взорвал большой кусок стены так, что проломом  сим открылся довольно удобный вход в крепость, посредством коего и вошел  Маршал с теми, кои при нем находились. Москвитяне, объятые страхом,  после сего вовсе не думали уже о сопротивлении; но кто зажег — наши ли,—  или Москвиятне — неизвестно; приписывают это последним. Таким образом,  Смоленск, утраченный при Короле Сигизмунде, внуком его Королем  Сигизмундом был завоеван обратно 11-го Июня 1611 года.

Огонь  достигнул до запасов пороха (коего достаточно было бы на несколько  лет), который произвел чрезвычайное действие: взорвана была половина  огромной церкви (при которой имел свое пребывание Архиепископ) с  собравшимися в нее людьми, которых неизвестно даже куда девались  разбросанные остатки и как бы с дымом улетели. Когда огонь  распространился, многие из Москвитян, подобно как и в Москве добровольно  бросились в пламя за православную, говорили они, веру. Сам Шеин,  запершись на одной из башень, с которой, как сказано, стреляя в Немцев,  так раздражил их, убив более десяти, что они непременно хотели брать его  приступом; однако, нелегко бы пришлось им это, ибо Шеин уже решился  было погибнуть, не взирая на то, что находившиеся при нем старались  отвратить его от этого намерения. Отвратил же его, кажется, от сего  больше всех, бывший с ним — еще дитя — сын его; итак, он приказал  обратиться к Каменецкому, который, когда пришел и удалил Немцев, весьма  раздраженных, коим по сей причине не доверял Шеин, сей последний вышел к  нему с сыном и со всеми при нем находившимися. В это же время был ранен  огнестрельно (полка Старосты Фелинского) знаменитый Ротмистр Горецкий,  от которой раны и умер.