Зов к приключениям (субботний отрывок)

– Атмосфера в Темисии тяжкая и тревожная, – понизив голос, продолжала Медея. – Юстины привыкли править полновластно, а если перед кем-то отвечать, то только в Сенате и Народном собрании. Это неприятно, но безопасно, так как сенаторам и делегатам всегда очень трудно договориться меж собой, чтобы свергнуть правительство. Юстины не привыкли отвечать перед императором! Божественный Виктор всегда ставил себя выше политических страстей, он всех старался примирить. Оптиматов – с популярами, сенаторов – с делегатами народа, князей – с плебейскими магнатами, патрисов – с плебеями. И Юстинов – с Марцеллинами. А Превосходнейший Лев открыто встал на сторону популяров и Корнелия, их лидера. Пока он только цезарь, а не август, избавиться от Софии и её правительства он не может, но уже третирует, как только может. Все, у кого есть власть, это видят. Все понимают, что дни Софии в Квиринале сочтены. Дни, недели, месяцы – теперь неважно. Сочтены! Имперское правительство фактически парализовано. Оно работает неэффективно, и его поддержка тает. В основном из-за того, что парализована воля самой правительницы. София сильно сдала за последние пять лет, как вернулась в Квиринал.

– Мне жаль её, – ответил Варг. – Я не забыл, как она спасала мне жизнь. Сама и с твоей помощью. Но чем я ей могу помочь?

– У тебя будет шанс вернуть нам все долги одной-единственной услугой. И этим обеспечить будущее – Софии, мне и самому себе.

Варг нахмурился. Что ещё за услуга? Ему это очень не нравилось. Не предложат же ему убить мальчишку-цезаря? Невозможно! Полностью исключено. Такая простая мысль в их высокообразованные имперские головы просто не придёт. Каким бы ни был этот Лев засранцем, сама особа императора для них священна. Мозги у них так устроены. 

Тогда кого? Корнелия Марцеллина? У самого Корнелия за те двенадцать лет, что он стоял у власти, были все возможности избавиться от Варга, и причины были, личные и политические – любые, все весомые в глазах самого Варга. Если бы Корнелий сделал это, Варг бы его понял. Но бывший тесть оставил его в живых и дал возможность править. Это вовсе не было благородством – чистый прагматизм. Но он был благодарен и Корнелию. За то, что вытерпел его.

Варг вопросительно посмотрел на Медею. 

– Твоя правда, жизнь крепко нас связала. Повязала! Софию, тебя и меня. Какая от меня нужна услуга? Кого-то устранить, кто очень вам мешает? Руками северного варвара, недавнего бунтовщика? Выкладывай уже, не томи.

Медея натянуто улыбнулась.

– Нет, никого. У нас есть план. Сделать тебя королём. Ты станешь королём над всеми галлами. Это обезопасит нас всех – Софию, меня и тебя.

Сердце Варга ёкнуло и провалилось куда-то, в глазах потемнело, и перед мысленным взором образовался туман. В этом тумане герцог увидел лицо Кнуда, величайшего из древних королей, которого имперцы называли Злым, поскольку он внушил им страх и ужас. Варг часто в последнее время вспоминал Кнуда – получается, не зря? И получается, что не один он вспоминал…

Но это же безумие. Можно было ожидать чего угодно, но не этого. Кнуд правил тысячу лет назад, а королевство, созданное Кнудом, пало сотни лет назад. Оно стало историей. Вернуть его из тьмы небытия? Зачем? Какая связь с ним, с Варгом? И как это обезопасит их?

– Ты достойно проявил себя в качестве герцога Нарбоннской Галлии, как верный друг и союзник римского народа, – сказала Медея Тамина, отвечая на его незаданные вопросы, – это признают все. А твои соседи промотали всё доверие Империи. В Аквитании – негодный герцог, который нас компрометирует, его всё равно пришлось бы менять. В центральной Галлии – междоусобная война. В Бургундии – иноземное вторжение и полный развал государства. Так почему бы не свести все четыре части Галлии обратно, в единое целое, и поставить над ними одного государя, достойного править этим целым? Триста лет назад Империя так сделала в Германии, и вот, как видишь, Германия едина до сих пор, там царит порядок и правит дружественная нам династия.

– Кто это придумал? Ты? Или София?

– Не нужно было придумывать. Политические идеи, если они чего-то стоят, сами витают в воздухе. Их нужно только подхватить. И сделать это первыми, пока не подхватили другие!

Варг решительно помотал головой, прогоняя наваждение.

– Медея, извини меня, но это дурь. Кто на такое согласится? Сама Империя не согласится! Она и раздербанила наше былое королевство! А теперь сама же и создаст? Ну, что за дурь!

Как будто вдохновлённая его реакцией, Медея улыбнулась и заметила:

– Это довод не против, а за. Держава Фортуната сейчас сильнее, чем была в те времена. Тогда высшие интересы Империи требовали расчленения единого галльского королевства, теперь же они требуют его воссоздания. 

– Сдаётся мне, ты путаешь интересы Империи со своими!

– И даже если так, тебе-то что? – с цинизмом, который Варга одновременно изумлял, обезоруживал и восхищал, усмехнулась она. – Это София с Корнелием политики, а я всего лишь технократ. Я не сражаюсь за власть, я решаю задачи. Сейчас моя главная задача – уцелеть при неизбежном в скором времени транзите Хрустального трона. Только так я смогу обеспечить процветание вверенной мне страны. 

– И ты надеешься уцелеть, сделав меня королём всех галлов? Как это может быть связано? Обьясни мне простыми словами.

– Ты помнишь, как Сенат велел именовать нашего молодого цезаря после воссоединения Испании? Лев Фортунат Испанский Величайший! А помнишь, как ему это понравилось? Помнишь, с каким триумфом его принимали в Испании? Как будто это он, подобно Сципиону, сам её завоевал! Ты не можешь этого не помнить, ведь ты сопровождал его в поездке по Испании. (См. "Испанскую партию". - авт.) Уверяю тебя, у нас найдутся новые Стации, которые с превеликой радостью восславят императора Льва Фортуната Галльского Величайшего! Ему это очень понравится. И он благословит воссоздание единой Галлии, как пять лет назад благословил воссоединение Испании. Мы вновь сыграем на его мальчишеском тщеславии. И получим что хотим!

По тому, как сияла Медея Тамина, говоря это, Варг понял окончательно, что план её, Медеи, а София только согласилась с ним. 

Эта женщина, которая ему так помогала, которую он искренне ценил и уважал, вдруг оказалась… кем? Той, кем была всегда. Совсем не «вдруг». Он это знал, он знал всегда, но признаваться себе в этом не хотел. 

Одно хорошо – никого убивать не придётся. Кроме собственной гордости, что там ещё от этой гордости осталось.