История одного Мишки

Ко дню медработника.

В ноябре 1999 года я решила, что повзрослела. Состарилась. Меня первый раз в жизни не радовало приближение Нового Года. Причем, не обычного, а Миллениума! Я не строила планы, не искала подарки, не готовила детям сюрпризы, не обдумывала рецепты, одновременно постные и праздничные.

Оказалось, что это еще не старость. Это болезнь. Я загремела на операцию в нейрохирургический центр. Я сама работала в научном медицинском учереждении (КНЦ РАМН), но центр меня сразил. Казалось, что новое тысячелетие уже наступило, я в будущем. Медицинское оборудование здесь - по последнему слову науки и техники, включая кровати с пультом управления.

А мне было страшновато. Жизнь моя не висела на волоске, но операция предстояла сложная, всякое могло случиться...

Лежу я на чудо-кровати, дрожу. Вдруг заглядывают ...две монахини. Спрашивают, не нужна ли помощь. А если я верующая, то у них есть православная литература. И могут записку подать за здравие в больничный храм.

Здесь и храм?

Поковыляла я по лабиринту стеклянных переходов в старый корпус в церковь. Попала на службу. Вот радость-то неожиданная!

Я не помню, какая икона там висела, то ли Владимирская, то ли Казанская Божия Матерь, меня поразило сколько цепочек ее украшало, крестиков и колечек. И золотых, и простых. "Что, - говорю, - от выздоровевших пациентов такие подношения?" "Не совсем, - ответили мне. - От тех, кому уже не на что было надеяться, но свершилось чудо, от таких." Очень много на иконе висело цепочек и крестиков, лика не видно...

Сознание мое отказывалось верить, что я болею. Мозг продолжал жить работой. На операции проваливаюсь в небытие от наркоза, а сама думаю, почему это суточный монитор не подстраивается под мое предыдущее давление, опять накачивает с прежней силой. Сбой? Технические неполадки? Доложить шефу? Ах да, это же не суточный монитор, а операционный. И оперируют меня...

Через несколько дней после операции пришел меня причастить священник из больничного храма. Я уже ловко управляла своей "космической" кроватью, с помощью пульта подняла свое тело. Он ушел к другим страждущим. А я осталась одна. Все это было мне непривычно: болеть, лежать. Грустно. Непонятно. Скучала по дому, мужу и детям. Ночью не спалось. Заглянула ко мне ночная нянечка, спросила, как я себя чувствую, не нужно ли мне чего. Все хорошо, отвечаю, просто не спится. Она села поболтать.

Ездила на работу она из Подмосковья. Всю жизнь проработала там у себя в больнице, вышла на пенсию, ухаживала за умирающим мужем, похоронила. Детей Бог не дал, она захотела взять себе ребеночка из детского дома, да батюшка не благословил. Сказал, что уже старая для такого дела. Иди, мол, лучше выхаживай тяжелых больных, раз медсестра. Подвернулось ей это место, в ночь ее ставят с охотой, никого больше не найти. Пенсии хватает. Зарплату жертвует в подмосковный детдом.

"Если что, не стесняйся, зови. А лучше - спи. Выздоравливай. Тебя дома ждут."

Но что-то плохо у меня получалось это - выздоравливать.

Подселили ко мне соседку. Из Сибири (из Норильска, оттуда, где не растут деревья). Вовремя не поставили ей диагноз - цитамегаловирус. И второго ребенка она родила инвалида. Очень славный, очень солнечный, но даже есть сам не может, а иногда и глотать проблема. Возила она его без конца на консультации и лечение в Москву. Дома еще ничего, первый этаж. А в московском неприспособленном метро с тяжелой инвалидной коляской сорвала себе спину. Да так, что единственный способ помочь ей нашли - скрепить позвонки титановыми скобами. Никаких связок у нее там уже не было, позвонки пробалтывались.

Она очень переживала, как там ее домашние, звонила домой часто, они ей звонили. Когда накрывало ее волной сильной боли, то вводили ей наркотик прямо в позвоночник. И тогда голос у нее плыл и истории о сыне, о взрослой дочери обрывались на полуслове.

Очень красивая, она боялась потолстеть и соблюдала диету. Но не из-за фигуры. Лишний вес - лишняя нагрузка. А ей возвращаться к инвалидной коляске сына.

Оперировал нас с ней известный столичный профессор. Светило. Я думала, что он из какой-то медицинской династии, а оказалось, что самородок, которых много на Руси. Родом из алтайской деревни. Все стремились попасть именно к нему на операцию. Славился своими глубокими знаниями и ювелирной работой. Разработал новые методики. Для них изобрел и запатентовал уникальные инструменты. Попасть сложно еще и потому, что его периодически приглашали оперировать в США (это уловка, если интересно, у них своидоктора оперируют только согласно сертифицированным методикам, но приглашенные специалисты могут оперировать по своему, вот и приглашали к тяжелым больным).

Я считала, что мне повезло больше чем соседке, потому что ассистировали профессору, а потом вели нас как палатные врачи, два разных доктора. Меня - молодая аспирантка, суровая, неулыбчивая, но вежливая и внимательная. А соседке достался холеный надменный красавец. Типичный самовлюбленный женоненавистник. От его грубости, колких замечаний, плохоскрываемого презрения страдали все его пациентки. Я заикнулась об этом соседке, а она удивилась: "Не может быть. Он милый и внимательный." Ага, как же. Все соседние палаты рыдали слезами после его обходов. Даже меня он ухитрился пару раз задеть, хотя не имел ко мне отношения.

Доктор этот почему-то очень часто дежурил в ночь. И стал он во время дежурств захаживать к моей соседке. Вроде как спрашивал чисто медицинские вопросы. Что, где и как болело. Только все это давным-давно было записано в ее истории болезни. Зачем ему повторение? А она отвечала на вопросы и рассказывала, как скучает, что любимый родной муж, конечно, со всем чудесно справится, но лучше бы ей быть сейчас дома. Доктор слушал, вставал и молча уходил, поблескивая в темноте золотой оправой своих дорогих очков. Влюбился, что ли?

Моя хмурая докторша неожиданно сказала мне, что может оставить за мной место, а отправить меня домой, если я смогу приезжать на перевязки. Наверно, я устала за месяц в больнице, она понимает, что мне хочется к семье. Мой шеф выбил мне на работе машину скорой помощи и какое-то время меня возили на ежедневные перевязки. Утомительно, но я была дома. С детьми и мужем! Сроки истекли и меня все-таки выписали, с незарубцевавшимся швом, под наблюдение местной поликлиники. "Знаете что, - сурово сказала докторша, - не доверяю я хирургам из поликлиники таких серьезных спинальных больных. Я сама буду приезжать на дом и делать перевязки."

И она приезжала. После работы. Несмотря на то, что ее дома ждали муж и дочка. Деньги за свои визиты она наотрез отказалась брать. Приближался Новый Год. Я придумала, как ее отблагодарить. Попросила мужа купить плюшевую игрушку. Он принес замечательного Мишку, я даже сказала, что сама бы от такого не отказалась.

И вот докторша пришла в последний раз. Я вручила ей игрушку "для дочки". И она разулыбалась. Первый раз за наше знакомство.

А я ей зачем-то пожаловалась на врача соседки. Его, мол, все пациентки не любят. Злой. "Неужели? Он такой отзывчивый. Он нас всех выручает - дежурит в ночь. Хотя, конечно, очень страдает, не может до сих пор оправиться. Год назад в автомобильной катастрофе погибли и жена, и ребенок."

Она ушла в обнимку с Мишкой.

А я осталась пораженная. Вот оно что! Как же я его понимаю! Когда умер мой отец, меня одолевали похожие чувства. Почему именно он, когда есть столько никчемных, ненужных людей. Даже если нужных, почему именно он. Меня тоже передергивало, когда мои пациенты вдруг начинали мне рассказывать, как они играют с внуками. Мои дети больше не увидят деда... А в соседку мою доктор не "влюбился". Он просто начал оттаивать, встретив мужественную женщину, у которой было свое немаленькое горе, но которая не утратила радости жизни.

Новый Год наступил. С салатиками и елкой. Хотя и без сюрпризов, я же не успела приготовить. И вот под бой курантов муж вручил мне ...Мишку. "Ты же говорила, что он тебе понравился. Я нашел еще одного такого. Наш даже лучше."

2002