Жанровые условности

Когда мы стоим на пороге книжного царства, будь то уютный магазинчик или бескрайние просторы онлайн-платформы, и ищем ту самую, особенную книгу, что пленит наши мысли и унесет в неизведанные миры, на что же падает наш взгляд в первую очередь? Многие, несомненно, укажут на обложку, словно таинственный портал, на завораживающее название, шепчущее обещания, и, конечно, на аннотацию, приоткрывающую завесу над грядущими приключениями. И будут совершенно правы. Но прежде чем погрузиться в чтение заманчивой аннотации, оценить мастерство художника, создавшего обложку, и ощутить магию названия, мы подсознательно определяем жанр, который созвучен нашей душе. Именно эта внутренняя потребность направляет нас в нужный отдел, где нас уже ждут книги, написанные в любимом жанре.

Не секрет, что книжные полки в магазинах и виртуальные витрины разделены по жанрам, словно созвездия на ночном небе. Это сделано для удобства читателей, которые с радостью узнают знакомые ориентиры: детектив, фантастика, фэнтези, публицистика, документалистика и другие. Эти путеводные звезды позволяют быстро сориентироваться в богатом литературном многообразии. И это прекрасно, ведь мир книг растет с каждым годом. Но сегодня я предлагаю взглянуть на вопрос жанровой принадлежности с иной, немного крамольной точки зрения.

Для начала разберёмся с самим понятием жанра. Что же это такое? Из Википедии можно подчеркнуть такое определение данного явления. Жанр (от genre, generis — «род, вид, племя, поколение») — обобщение произведений литературы (художественной и нехудожественной), произведений изобразительного искусства, музыки, фильмов и других видов искусства в отдельные классы или категории по критерию наличия каких-либо определённых характеристик (тематика, стиль, техника исполнения и т. п.). «Общность художественных произведений, складывающаяся в процессе исторического развития , на основе их самоопределения по предметному смыслу в результате взаимодействия гносеологической (познавательной) и аксиологической (оценочной) функций художественной деятельности». Такое предварительное определение не исчерпывает всех аспектов жанровой дифференциации произведений искусства. Сложность заключается в том, что понятие «жанр» находится как бы вне любых морфологических систем и, одновременно, относится к любым её компонентам и системообразующим связям.

Само название "жанр" уже таит в себе идею разделения, словно эхо из глубин человеческой природы. Это произрастает из той древней потребности классифицировать, разбивать мир на отдельные виды, что зародилась задолго до письменности, когда наши предки лишь начинали ощупывать этот суровый, но прекрасный мир. Тогда, тысячи лет назад, различение "свой-чужой", "опасно-безопасно" было вопросом выживания, впечатавшись в саму ДНК человечества.

Первобытный человек эволюционировал в разумного, но фундамент классификации остался в подсознании, словно древний камень, который не сдвинуть с места. На этом фундаменте выросла вся цивилизация. Обособленные культуры, языки, народы, государства – все они вышли из стремления к разделению, к тому самому пресловутому "свой-чужой". В древности человек не мыслился вне социума, каждый должен был принадлежать к поселению, роду, городу. Бездомный скиталец вызывал подозрение, отторжение. "Без роду, без племени" – звучало как приговор, ведь по дорогам бродили не только странники, но и лиходеи.

Но вернёмся к сути. Подобно инстинкту "свой-чужой", с развитием цивилизации у человека появилась потребность в познании. Философия, математика, химия – все эти науки возникли, чтобы утолить жажду понимания, и в каждой из них классификация играла ключевую роль. Можно сказать, что жанры возникли задолго до литературы, до любого творчества. Естественные науки, в свою очередь, позволили создавать механизмы, облегчающие жизнь, строить города, воздвигать стены, создать цивилизацию со всеми её блеском и тенями.

К слову, предлагаю поразмыслить над дерзкой мыслью: если науки и искусства можно разделить на жанры, то почему бы не применить эту же логику к народам и странам? В сущности, само разделение мира на государства – разве это не жанровое разнообразие в глобальном масштабе? Впрочем, это уже другая история…

Сквозь жернова веков человечество выкристаллизовалось в сложное мироустройство, где, помимо неутолимой жажды познания, расцвели формы самовыражения, балансирующие на грани с упоением – искусство! И чем дальше мы устремлялись в будущее, тем богаче становилась палитра его проявлений. Изначально, словно ростки от могучего древа науки, отделились литература и естествознание. Позже к ним присоединились театр, музыка, кинематограф, компьютерные игры. Но парадокс! Искусство, призванное быть оплотом свободомыслия и бунтом против рамок, нередко само оказывается в их плену. Эти границы незримы, эфемерны, но оттого не менее ощутимы. Главным же ограничением, словно тень прошлого, тянется деление на жанры – пережиток первобытной необходимости выживания, утратившей свою актуальность в современном мире.

Именно эту мысль, словно путеводную нить Ариадны, я стремлюсь провести сквозь канву этой статьи: жанры давно превратились в условности. Зачастую они сковывают творческий порыв автора, заключая его произведение в тесные рамки, не позволяя раскрыться во всем великолепии. Это словно яд, убивающий творчество в его зародыше. Кто-то возразит, указав на существование отдельных "жанровых резерваций" для подобных бунтарей – фантасмагория, мистический реализм в литературе, артхаус в кино. "Творите там!" – скажут они, – "там правила почти отсутствуют!" Но позвольте спросить: что делать автору, который стремится создавать произведения для массовой аудитории, а не для избранного круга эстетствующих интеллектуалов? Тому, кто жаждет экспериментировать, смешивать жанры, создавая нечто принципиально новое, уникальное, но при этом не желает быть скованным жанровыми тисками?

Конечно, можно вспомнить творцов, преимущественно из мира кино, которые успешно балансируют между массовостью и авторским видением – Дэни Вильнёв, Кристофер Нолан. Но есть одно "но": они прошли через жанровый мейнстрим, завоевав признание как рассказчики, способные донести свои уникальные истории до широкой публики. Вспомним Дэвида Линча, которому для обретения известности потребовалось создать "Твин Пикс", где авторское начало органично переплелось с законами жанра. Но это все кинематограф. А что же литература?

Я считаю, что в разговоре о жанрах уместно обратиться к музыке, где жанровая принадлежность – это отправная точка. Именно в музыкальной сфере мы наблюдаем удивительные процессы слияния, казалось бы, несовместимых направлений. Вспомним времена, когда рэп и рок существовали в параллельных вселенных, а их поклонники порой и вовсе враждовали. Казалось, что между этими жанрами не может быть ничего общего. Но вот появляется группа Linkin Park, дерзко смешавшая тяжелый гитарный драйв рока с речитативным напором рэпа, создав совершенно новое, взрывное направление – альтернативу. И таких примеров – легион. Ведь искусство – это извечное стремление выйти за рамки, за границы, а значит, в самой своей сути оно противоречит любым жанровым условностям.

Но прошу, не спешите причислять меня к радикальным ниспровергателям основ. Существует множество авторов и читателей, которым комфортно в уютных рамках определенного жанра, и другие направления их попросту не интересуют. Не стоит их за это осуждать, навешивать ярлыки "узколобых". Если человеку хорошо в своей нише – это прекрасно. Но если автор или читатель жаждет вырваться из жанровых оков и взглянуть на текст непредвзято, не обращая внимания на условный штамп, почему бы не дать ему эту возможность?

Однако, добавлю, что жанр порой становится тяжким бременем для книги, принижает ее достоинства, делая мишенью для высокомерных, самовлюбленных невежд, возомнивших себя критиками. Еще совсем недавно фантастика считалась (а кое-кем считается и до сих пор) низкопробным чтивом, развлечением для детей и домохозяек. Та же участь постигла фэнтези и ужасы. Все мы слышали имя Говарда Лавкрафта, даже те, кто ни разу не погружался в его кошмарные миры. Его вклад в современную массовую культуру – огромен. Его непостижимые выдумки стали фундаментом для западного кинематографа. Казалось бы, это не человек, а провидец! Ему при жизни должны были воздвигнуть памятник. Но нет! Лавкрафта считали бездарным графоманом, автором странных, никому не нужных историй. И кто же так считал? Все те же всезнающие критики и эстеты, не способные увидеть в жанрах ужасов, мистики и фантастики что-то достойное внимания. Из-за этого Лавкрафта при жизни практически не издавали, он публиковался лишь в дешевых газетах. Он влачил жалкое существование, умер в нищете, больным и забытым. А сколько еще он мог бы создать, если бы ему дали шанс! Лишь после смерти к Лавкрафту пришла запоздалая слава. Его друзья и родственники собрали воедино его рассказы, объединенные кошмарной темой, и издали сборник под названием «Мифы Ктулху». И, как говорится, понеслось. А таких примеров в истории сотни!

Как автор и читатель, я давно перестал пленяться жанровыми рамками, отдавая предпочтение книгам, манящим интригующим названием и обещанием в аннотации. Если история отзывается во мне, будь то фэнтези, детектив или философская притча, я готов нырнуть в неё с головой.

Но что же делать, если жанровые каноны сковывают полет фантазии? Есть ли выход из этого лабиринта? Можно ли сломать систему? Да, и он уже прокладывается!

В последнее время я наблюдаю отрадную тенденцию: многие авторы отказываются от привычного деления на жанры, выбирая путь, который я для себя окрестил "метажанром". Это алхимическое смешение сильных сторон различных жанров, где штампы безжалостно разбиваются, а академические структуры произведений дерзко нарушаются. В этом горниле рождается экспериментальное полотно, сотканное из чистого творчества, где через слом стереотипов проступает нечто принципиально новое.

Возьмем, к примеру, мой дебютный роман «Мёртвая Материя». Его с огромной натяжкой можно втиснуть в жанровые рамки, ведь он намеренно попирает устоявшиеся каноны, как жанровой литературы, так и структуры построения произведения. Когда я начинал работу над ним, я просто хотел рассказать захватывающую историю, способную поглотить читателя и не отпускать до последней страницы. Отсутствие опыта в создании масштабных произведений сыграло мне на руку, избавив от жанровых оков. Так, несмотря на шероховатости, родилось по-настоящему самобытное и уникальное творение. И это не самовосхваление, а слова читателей, которым пришлась по вкусу моя концепция, строки из обзоров на книгу. Так чем же тогда является «Мёртвая Материя»? Я предпочитаю называть её романом-головоломкой, бросающей вызов интеллекту читателя. Читатель собирает книгу, подобно пазлу, находя катарсис в соединении разрозненных фрагментов. Но книга цепляет не только интеллект, она затрагивает чувства на многих уровнях восприятия, оставляя после себя долгое послевкусие.

К чему я это всё? Я призываю вас, друзья, творить, не обращая внимания на жанры и рамки. Создавайте нечто новое, уникальное, если этого требует ваше естество. Парите подобно птице в безграничном творческом полете!

Успехов вам в ваших начинаниях! До новых встреч!