Только по голове не бейте, мне ею ещё думать и думать!
Автор: Ирина ВалеринаКаюсь, я немного изменила первую главу. Мне кажется, начало стало динамичнее.
Почему ты в тюрьме, когда двери так широко открыты?
В традиции Джалаладдина Руми
«Вообще тут можно остаться навсегда. Только время вышло».
Фраза всплывала в сознании с упрямой настойчивостью голодного гнуса — ни отогнать, ни смириться. Лиля с усилием сжала виски, ощущая, как под пальцами пульсирует тупая боль. Эти слова пришли вчера вечером, в мутной дремоте, и выбросить их из головы до сих пор не получилось. Голос, который их произнёс, звучал одновременно близко и бесконечно далеко, как радиопередача из параллельного мира. Наверное, эта странность её и зацепила…
Хотя странным в этом месте было абсолютно всё.
Лиля резко встряхнула головой, пытаясь избавиться от навязчивого эха. Какое «остаться», да ещё навсегда, когда этот проклятый месяц в холодном плену чужого, неуютного дома напоминал скорее медленное удушье? Все двадцать с лишним дней здесь стоял непроглядный туман, дом дышал сыростью даже в ясные дни (если те редкие часы, когда туманная пелена слегка редела, можно было назвать ясными), а волглые дрова в камине, стоило лишь затопить, дымили, трещали и выплёвывали на огнеупорное покрытие колючие искры.
Лиля пнула ногой злополучный коврик, и с него посыпались чёрные хлопья пепла.
Плохо ей здесь было, хоть вой. Никакой это, к чертям собачьим, не частный пансионат. Тюрьма самая настоящая. Изощрённая психологическая пытка. Или…
Она замерла, ловя внезапную мысль. Или что-то совсем иное…
В первые дни, когда сознание ещё плавало в липком дурмане лекарственного отупения, она пыталась вспомнить, как сюда попала.
Ехали на машине, потом, кажется, на моторной лодке… Да, точно, была река!
Сильно трясло, Лилю укачивало, а ещё, несмотря на позднюю осень, было почему-то очень жарко. Во рту стоял металлический привкус, от которого она никак не могла избавиться, вдобавок от кого-то поблизости удушливо несло свежесорванной смородиной, щедро приправленной кошачьими феромонами. По всей видимости, это был очередной новомодный парфюм, но от его навязчивого смрада её всю дорогу мутило. Поездка выдалась долгая, тяжёлая, Лиля то и дело впадала в мучительную муторную дремоту.
Её же явно кто-то сопровождал, в одиночку в том состоянии она бы не добралась… Но где сейчас искать этого помощника, как с ним связаться?
В её телефоне который день едва слышно, фоном лишь шуршало да попискивало что-то, словно внутри копошились крохотные мыши, вьющие к зиме гнездо. По приезде, в первый день, сигнал ещё проходил, но тогда Лиля не пробовала ни с кем связаться. Сильно устала с дороги, рухнула в кровать и проспала больше суток. Да и кому она могла бы позвонить? В списке входящих не нашлось ни одного номера, телефонная книга оказалась пустой. А потом связь вообще пропала. Возможно, закончились деньги на счёте? Вероятнее всего…
Кстати, наличных у неё тоже не оказалось: горсть потёртых монет, которые она нашла в кармане, понятно, не в счёт. И Visa Gold в такой глуши ей вряд ли чем-то поможет. К тому же не факт, что деньги есть хотя бы на карте…
Сухо скрипнуло стоящее в углу кресло-качалка. Лиля испуганно дёрнулась и на всякий случай отошла от него подальше. Правда, был ли в этом большой толк, она уже не знала, потому что в этом жутком месте нигде не чувствовала себя в безопасности.
Пугающий дом жил своей жизнью. В кухонных шкафчиках бесшумно пополнялись запасы еды, использованная посуда утром оказывалась чисто вымытой, а пыль даже не появлялась, словно её ещё в воздухе слизывали невидимые языки.
Кто обеспечивал здесь чистоту и доставку еды, она понятия не имела. Похоже, горничные следовали чётким инструкциям, с постоялицей пересекаться права не имели, поэтому убирали дом рано утром. Наверняка эти ограничения придумали для того, чтобы у неё не осталось ни единого шанса отсюда сбежать....
В первую неделю она предприняла несколько попыток подстеречь хоть кого-нибудь из обслуживающего персонала, но как назло, именно в эти дни телефонный будильник объявлял демонстративный бойкот её благим начинаниям встать с первыми петухами. А потом... Потом ей стало всё равно. Не было сил не то что решать свою проблему, но даже о ней думать. Её поглощала убийственная апатия, перемежаемая нездоровой дремотой.
Но главная странность заключалась даже не в персонале, успешно освоившем стелс-технологии. Куда более ненормальным было то, что её ничто из происходящего не волновало. Тоска с каждым днём лишь нарастала. Единственным, что приносило ей сейчас некое подобие удовольствия, остался сон. Спала Лиля тут мертвецки, часов по двенадцать, да и проснувшись, словно бы продолжала спать, медленно дрейфуя через короткий серый день на волнах своего безразличия.
Честно говоря, Лиля не понимала, для чего вокруг неё незримо хлопочут. Они могли бы вообще не утруждаться: ей было совершенно не до еды, да и готовили тут, надо сказать, весьма посредственно.
Однажды утром она нашла на столе ещё горячую пшённую кашу, которую всегда любила. А насколько дней назад — рисовую. Но в обоих случаях каши оказались приторны до невозможности, и есть их было невозможно, буквально после пары ложек замутило. Питалась она здесь преимущественно сухарями и сухофруктами.
Подумав о еде, Лиля поймала себя на мысли, что не помнит, когда ела в последний раз. Она потёрла лоб ладонью. Тоже мне, бином Ньютона — аппетита нет, вот и не естся. А чего ещё ожидать в такой стрессовой обстановке?
Зато пить хотелось постоянно.
Она прошла на кухню и подставила кружку под водопроводный кран. Хлынула прозрачная жидкость с едва ощутимым запахом сероводорода. Впрочем, он моментально выветривался и на вкус никак не влиял: вода имела приятную, минеральную, что ли, горчинку, и Лиля никак не могла напиться вдоволь. К тому же после неё становилось очень-очень спокойно, никаких лекарств не надо.
Несколько секунд она заворожённо наблюдала, как маленькая воронка в кружке закручивается против часовой стрелки. Во всём происходящем здесь была какая-то катастрофическая неправильность, которую она никак не могла себе объяснить…
Отхлебнув воды, Лиля подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Туман сегодня был особенно плотным, молочно-белым, словно подсвеченным изнутри. В какой-то момент она замерла, как громом поражённая — ей показалось, что в глубине молочного марева что-то двигается. Через несколько секунд тревожного ожидания из мутной пелены проступили контуры. Высокие, слишком высокие для людей фигуры то плавно изгибаясь, то резко выламываясь, точно танцующие на ветру капроновые ленты, медленно перемещались между деревьями...
Она резко отшатнулась от окна, когда одна из призрачных теней – с вытянутой лошадиной физиономией – внезапно повернулась в её сторону.
И это ещё не все изменения, не бейте больно те, кто уже прочитал Честно, это первая из моих книг, которую я никак не могу отпустить. Постоянно приходят новые подробности, варианты усиления ключевых сцен, значимые детали. Я уже добавила в текст больше двух алок от момента, когда закончила финальную главу. Колдовской текст какой-то
«Там, за огненной рекой» – место, которого не существует ни на одной из карт, но именно здесь можно найти себя.