Последний полет «Тантры» (фрагмент черновика)

Звездолет первого класса «Тантра», исполинский сигарообразный ковчег человеческой мысли и дерзновения, рассекал бархатную черноту межзвездного пространства, приближаясь к системе, чей зловещий код в лоциях Великого Кольца уже не одно столетие вызывал суеверный трепет и глухое беспокойство даже у самых закаленных астролетчиков. 

Система звезды J-74, прозванная «Вратами Тьмы», и ее единственная известная планета – Юггот. Легенды, передаваемые из уст в уста на редких станциях у границ ойкумены, повествовали о кораблях, бесследно исчезнувших в ее гравитационных объятиях, о передачах, обрывающихся на полуслове пронзительным воплем или нечеловеческим, сводящим с ума шепотом.

Автоматические зонды, отправленные Советом Звездоплавания десятилетия и века назад, либо замолкали навеки, либо возвращали потоки данных, настолько хаотичных и противоречивых, что лучшие аналитики Великого Кольца разводили руками, признавая свое бессилие перед лицом непостижимой аномалии.

В полумраке центрального поста управления «Тантры», освещенном лишь холодным, призрачным светом далекой, тускло мерцающей звезды, шкалы приборов отливали мертвенно-синим, вызывая ассоциации с глубинами ледяного океана. Эрг Ноор, начальник тридцать седьмой звездной экспедиции, стоял перед главным экраном системного анализатора, его лицо, словно высеченное из гранита древним, забытым скульптором, оставалось непроницаемым. 

Высокий, аскетичный лоб, пересеченный глубокой вертикальной складкой многодневных раздумий, был склонен к потоку пульсирующих символов и диаграмм, отражавшихся в его спокойных, но настороженных глазах. Рядом, почти не дыша, затаив тревогу и благоговейный трепет перед величием момента, застыла Низа Крит, юный астронавигатор. 

Красный отблеск индикаторов аварийной готовности, всегда вспыхивающих зловещим предзнаменованием в неизученных глубинах космоса, играл на ее юном лице с чуть вздернутым носом и полными, решительно сжатыми губами, придавая ему оттенок напряженной, почти трагической серьезности. 

В последнее время ее мучили короткие, обрывочные сны, полные искаженных пространств и нечеловеческих силуэтов, но она списывала это на накопившуюся усталость и напряжение экспедиции.

– Гравитационные возмущения в пределах расчетной модели, Эрг, – произнесла она, ее голос, обычно звонкий и уверенный, прозвучал приглушенно, словно она боялась нарушить тягостную тишину, царившую в рубке. – Однако общее энергетическое поле планеты… оно крайне необычно.

Словно Юггот – это не планета, а гигантский поглотитель, черная дыра, но не для материи, а для света и энергии в определенных, неизвестных нам диапазонах. Наблюдаются обширные зоны абсолютной, неестественной тьмы даже на стороне, обращенной к ее тусклому солнцу.

– Юггот поглощает не только свет, Низа, – ровным, лишенным всяких эмоций тоном ответил Эрг Ноор, не отрывая взгляда от мерцающих на экране графиков. – Общий энергетический баланс планеты стабильно отрицателен, что грубо нарушает все известные законы термодинамики для системы такого масштаба. 

Это похоже на то, как если бы сама ткань пространства-времени истончалась вблизи нее, кровоточа энергией в какую-то невообразимую, чуждую нам реальность. Пур Хисс, каково ваше окончательное заключение?

Астроном Пур Хисс, чей крупный, хищный нос, казалось, еще более заострился от внутреннего, плохо скрываемого возбуждения, смешанного с иррациональным страхом, нервно потер свои длинные, костлявые пальцы. Его глаза лихорадочно блестели.

– Невероятно, начальник! Чудовищно! Спектральный анализ многослойной, непроницаемой для стандартных сканеров атмосферы Юггота дает абсолютно хаотичные, противоречащие друг другу пики, словно в ее составе одновременно присутствуют вещества, которые в обычных условиях должны были бы мгновенно аннигилировать при контакте! 

Это похоже на алхимический котел безумного демиурга! И… полная, абсолютная радиотишина, если не считать фонового шума реликтового излучения Вселенной. 

Ни единого естественного или искусственного сигнала, что само по себе является вопиющей аномалией для планеты такого размера и предполагаемого возраста. Это… это как смотреть в лицо мертвеца, чьи глаза широко открыты и смотрят на тебя с невыразимой, леденящей душу мудростью вечности.

– И все же, – прервал его Эрг Ноор, его голос звучал непреклонно, как лязг затвора древнего оружия, – последний автоматический зонд класса «Искатель-9», отправленный сюда почти сто пятьдесят независимых лет назад, успел передать обрывки структурированной, неслучайной числовой последовательности, перед тем как его сигнал оборвался на полуфразе, словно перерезанный невидимым ножом. 

Этого фрагмента достаточно для принятия решения о спуске разведывательной группы. Совет Звездоплавания требует ответов, и наш долг – попытаться их найти. Пел Лин, Ингрид Дитра, готовьте посадочный модуль «Искра» к немедленному старту. Мы попытаемся обнаружить источник этой аномальной последовательности и, если повезет, какие-либо следы пропавшего зонда на поверхности.

Тяжелый, почти физически ощутимый вздох пронесся по рубке, но никто не осмелился высказать открытых возражений. Долг исследователя, священный трепет перед великими, непостижимыми тайнами космоса, жажда познания, толкающая человечество вперед, сквозь бездны пространства и времени, перевешивали инстинктивный, подсознательный ужас, который источала эта сумрачная, мертвенно-бледная сфера, медленно и неотвратимо вращавшаяся в бездонной черноте космоса. 

Юггот ждал, скрывая свои нечеловеческие, богомерзкие тайны под непроницаемым, клубящимся ядовитыми испарениями покровом.

Спустя несколько напряженных, наполненных лихорадочной деятельностью часов подготовки, посадочный бот «Искра», небольшой, но чрезвычайно маневренный и надежный исследовательский аппарат, отделился от могучего, сигарообразного корпуса «Тантры» и устремился в вязкую, слоистую, словно пропитанную концентрированным ядом веков, атмосферу Юггота. 

Эрг Ноор, Низа Крит, биолог Эон Тал, чье лицо было бледнее обычного, и геолог Бина Лед, старавшаяся скрыть нервную дрожь в руках, составляли первую, наиболее подготовленную и психологически устойчивую, как казалось, разведгруппу. 

Внутри модуля, несмотря на безупречную работу сложнейших гравитационных компенсаторов и инерционных демпферов, ощущалась тяжелая, гнетущая, низкочастотная вибрация, словно они продирались сквозь невидимую, но невероятно плотную, тягучую паутину, сотканную из чужеродной, враждебной материи, из самой квинтэссенции безумия.

Сквозь многослойные, армированные кварцевые иллюминаторы, защищенные автоматически регулируемыми поляризующими фильтрами, открывался пейзаж, от которого веяло древней, нечеловеческой, вселенской тоской и запредельной, леденящей душу чуждостью. 

Под мутным, серо-лиловым, словно прогнившим изнутри небом, где не было видно ни звезд их системы, ни далекого, холодного светила, тускло и безжизненно освещавшего эту проклятую планету, простирались циклопические плато изссиня-черного, маслянистого, как трупный жир, блестящего камня, похожего на обсидиан или базальт, но с каким-то неестественным, внутренним, пульсирующим свечением, вызывавшим резь в глазах и тошноту. 

Сама геометрия окружающего ландшафта вызывала глубинное, подсознательное, почти животное беспокойство: углы скал и ущелий казались острыми там, где должны были быть тупыми, и наоборот; линии изгибались и ломались самым непредсказуемым, нелогичным образом, создавая устойчивую, неотвязную иллюзию искаженного, больного, неевклидова пространства, от одного взгляда на которое начинала кружиться голова, а разум отказывался воспринимать увиденное.

– Давление в норме, температура на поверхности минус семьдесят три градуса по шкале Цельсия, – доложил Эон Тал, его голос в интеркоме звучал напряженно, сдавленно, словно он говорил сквозь вату. – Состав атмосферы… преимущественно инертные газы, аргон, неон, следы метана и аммиака, но кислорода ничтожно мало, практически отсутствует. 

Непригоден для дыхания даже для модифицированных организмов. Скафандры биологической защиты высшей категории обязательны. Сила тяжести… несколько выше земной, но в пределах допустимого.

«Искра» мягко, почти неслышно, словно призрак, коснулась поверхности в широкой, мрачной, напоминающей гигантский каменный гроб, долине, зажатой между двумя исполинскими, остроконечными горными хребтами, чьи зазубренные, словно обломанные клыки чудовища, вершины терялись в низко нависших, клубящихся, как ядовитый, зловонный дым, облаках. 

Тишина здесь была почти абсолютной, оглушающей, давящей на барабанные перепонки, нарушаемая лишь едва слышным, монотонным шипением систем жизнеобеспечения скафандров и учащенным, тревожным биением собственных сердец исследователей, которое, казалось, отдавалось гулким эхом в этой безжизненной, проклятой пустоте.

Эрг Ноор, облаченный в громоздкий, но внушающий уверенность многофункциональный скафандр класса «Титан», первым ступил на почву Юггота. Под его тяжелыми ботинками с магнитными фиксаторами хрустнула черная, стекловидная, похожая на застывшую, обуглившуюся смолу, крошка.

– Локаторы ближнего действия указывают на наличие крупных, возможно, искусственных металлических структур на северо-восток, примерно в трех километрах от текущей точки посадки, – его голос в наушниках был спокоен и четок, как всегда, словно он отдавал рутинные распоряжения на обычном полигоне. 

– Возможно, это остатки пропавшего зонда «Искатель-9» или… нечто совершенно иное. Движемся к цели. Низа, Эон, будьте предельно внимательны, фиксируйте любые, даже самые незначительные аномалии в окружающей среде. Бина, начинайте сбор образцов грунта и атмосферы, но с максимальной осторожностью. Используйте только дистанционные манипуляторы.

Медленно, преодолевая легкое, но неприятное, постоянно нарастающее ощущение дезориентации и необъяснимой, давящей тяжести в висках, группа двинулась вперед. Окружающий мир давил своей монументальной, нечеловеческой, враждебной чуждостью. 

Скалы, казалось, состояли из застывших, материализовавшихся ночных кошмаров, их тени вытягивались и корчились на неровной, испещренной трещинами поверхности, словно живые, злобные, бесплотные сущности, следящие за каждым их шагом. 

Низа Крит невольно поежилась, ощутив, как по спине пробежал ледяной, пробирающий до костей холодок, не связанный с низкой температурой окружающей среды. Ей неотступно казалось, что за ними наблюдают тысячи невидимых, немигающих, холодных, как лед, глаз из черных, бездонных расщелин и с вершин зловещих, молчаливых, как древние идолы, утесов. 

Она пыталась отогнать это навязчивое, иррациональное чувство, но оно возвращалось снова и снова, становясь все сильнее, все убедительнее.

Вскоре они достигли цели своего недолгого, но изматывающего, как многочасовой марш-бросок, пути. Перед ними, вырастая из черной, бесплодной земли, словно чудовищный, богохульный нарост, возвышалось нечто, что могло быть лишь творением разума, но разума безумного, чуждого и бесконечно враждебного всякой человеческой логике, эстетике и самому понятию жизни.

Циклопические стены из того же черного, маслянистого, как пролитая нефть, поблескивающего камня, уходили ввысь, теряясь в лиловой, клубящейся, как ядовитые испарения ада, мгле. Здание, если это чудовищное нагромождение нечеловеческих форм вообще можно было так назвать, не имело окон в привычном понимании, лишь изредка встречались огромные, асимметрично, без всякой видимой системы, расположенные арочные проемы, ведущие в непроглядную, пульсирующую первозданным Хаосом тьму. 

Вся поверхность стен была испещрена гигантскими, выпуклыми, словно выдавленными изнутри, барельефами, изображавшими нечто неописуемое, богохульное, от чего разум отказывался функционировать: переплетение извивающихся, склизких щупалец, гроздья фасеточных глаз... 

Хитиновые панцири немыслимых, постоянно меняющихся форм и пропорций, которые мозг отказывался воспринимать как единое, целостное изображение, распадаясь на фрагменты чистого, незамутненного, первобытного ужаса.