Читая Шолохова... #6

Дошёл в "Тихом Доне" до сцены, которая кажется мне неправдоподобной, по крайней мере с точки зрения современного человека. В ней идеология победила и историю, и психологию, и здравый смысл. Может, это взгляд из 2025 года, и в 1916 году такое могло произойти, не знаю. 

Экспозиция: 

Второй год войны. После германской газовой атаки казаков посылают через лес скрытно выйти к траншеям немцев и занять их. Они идут по чаще. Роскошные фирменные шолоховские описания, погружающие по уши в историю:

Ущербленный пятнистый месяц вдруг выплеснулся из-за гребня тучи, несколько секунд, блестя желтой чешуей, нырял, как карась, в текучих тучевых волнах и, выбравшись на чистое, полил вниз сумеречный свет; фосфорически блес­нули мокрые иглы сосен, — казалось, сильнее при свете запахла хвоя, жестче дохнула холодом мокрая земля

И дальше они начинают находить трупы. Где-то кучей, по нескольку десятков, где-то по одиночке. Это жертвы отравления, погибшие в страшных муках, с изжёванными от боли кулаками, с разжиженными глазами, с вывалившимися распухшими чёрными языками. За два года войны казаки такого кошмара не видели. 

Этих людей убила не пуля, которая может ранить, а может мимо просвистеть, их медленно, неумолимо и мучительно убивал германский газ, их убивал воздух, которым человек не может не дышать. 

После этой сцены один из казаков, Валет, заагитированный большевиком Штокманом ещё в станице, спрыгивает в траншею и в одном из блиндажей находит германца — солдата той самой армии, которая газом отравила его, Валета, товарищей по оружию, таких же крестьян, рабочих, казаков, как он сам. На что смотрит Валет?

Шинель упала у него с плеч, под мышками морщинился рябью однобортный серо-зеленый мундир, поднятые большие рабочие руки тряслись, и пальцы шевелились, словно перебирая невидимые клавиши.

"Рабочие руки" — это основная деталь описания. Что делает Валет?

— Беги! — сказал он пустым ломким голосом. — Беги, немец! У меня к тебе злобы нету. Стрелять не буду. <...> Я — рабочий, — говорил Валет, дрожа как от озноба. — За что я тебя буду убивать? Беги! — И он легонько толкал немца правой рукой в плечо, указывал на черную вязь леса. — Беги, дурной, а то наши скоро...

Так и хочется сказать голосом Людмилы Прокофьевны: "Я вам не верю!". Я б поверил в эту сцену, произойди она после обычного боя, после трупов, к которым казак Валет на этой войне уже привык, но не тогда, когда он впервые столкнулся с невиданным, оттого во сто крат более страшным, неотвратимым, мучительным видом убийства, изобретённым германцами. Не в тот момент, не сразу. 

Остаётся вопрос: зачем надо было сливать во времени эти два эпизода: последствия германской газовой атаки и пойманного немецкого солдата? Вставь между ними отрезок времени, достаточный для того, чтобы осознать, отрефлексировать и адаптироваться к новым реалиям, и я, читатель, не споткнулся бы об это место. 

Может, это символическое обособление, отрыв казака Валета от Родины, народа? 

Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня

Евангелие от Матфея

Любая идеология на старте проходит стадию еретического сектантства до того, как стать вальяжным Святым Престолом. Здесь Шолохов показывает именно это: для обращённого Валета люди уже делятся на две категории — идеологически близкие и враги. Были ли среди убитых социал-демократы? Вполне возможно, но об этом можно не думать, а вот рабочие руки немецкого солдата Валет отметил.

А вы как думаете?