Когда редактор берется за ружье

За судейской решеткой поднялся человек в очках, он стиснул руки, прижав к груди, на глазах его стояли скорбные слезы. 

- Уважаемый суд! Господин прокурор! Товарищи заседатели! Сэры, мусью и мисс частные сыщики! Ни хао, мой добрый китайский друг! И вы, коллеги литераторы! Прошу меня выслушать!

- Много лет я работал редактором. Работа сложная, править текст за автором, знаете ли, не хухры-мухры, а я был хорошим редактором! Я был счастлив. Вычитка, корректировка, устранение грамматических, орфографических, пунктуационных, фактологических ошибок… Разные попадались авторы, но все они знали, как пишется «мой день рождения» и «до свидания», и как обособляется в предложении причастный и деепричастный оборот. Но тут появился интернет. Писателей становилось все больше, рукопись за рукописью выплывала в мир, файл за файлом - гори они синим пламенем!.. Как вы думаете, рукописи горят?.. – с надеждой спросил он у заседателей и, не дождавшись ответа, поник головой, а затем снова вскинулся. - Сплоченными рядами входили в литературный мир Молодые Талантливые Авторы: вчерашние школьники, офисные служащие, пытливые домохозяйки, властные боссы и их секретарши, опера в перерыве между мочиловом, врачи скорой помощи между вызовами, одаренные чиновники, даровитые служащие, преподаватели физкультурных наук, физкультурники научного преподавания, пенсионеры, портные, пекари, вагоновожатые, постовые… И если раньше, ползая по страницам, мне приходилось искать ошибки с лупой, то теперь с лупой я выискивал правильные, непокалеченные слова. Товарищи присяжные заседатели, они пишут «мое день рождение» и «досвидание»!

Дрожащей рукой подсудимый прикрыл очки. Затем заговорил снова:

- Сначала я молчал, но количество рукописей все увеличивалось. «Следущий», «будующий», «через чур», «в нутри», «винигрет» - они пишут и пишут! Хватаешься за голову, а они «извени, в следущий рас напешу лутше»… А потом обижаются: «У меня стоиящая книга!» Но после прочтения вставало только мое давление.

Он вновь замолчал. В зале плавала напряженная тишина, шаркали подошвы, скрипели кресла под упитанными начписами. Прокурор, сопя, вымарывал из обвинительной речи слова «человеков» и «людев». 

- Товарищи заседатели, я был хорошим редактором! Но постепенно мой глаз замылился, я стал проверять слово «чесный» словом «чеснок», «ньюанс» «Нью-Йорком», не различал глаголы на «-тся» и «-ться», в столовой просил буфетчицу налить стаканчик «экспрессо»… Предложения укорачивались, я ставил точки перед соединительными «который» и «потому что», рубил сложноподчиненные предложения и отделял точкой придаточные части. Мало того! Под тлетворным влиянием МБА - молодых и безбашенных авторов - я выделял в отдельные предложения даже деепричастия!.. – по лицу подсудимого потекли слезы. В зале всхлипывали. - Текст, порубленный в лапшу быстрого приготовления, изобиловал канцеляризмами, бесконечные причастные обороты «–вша» и «-вши», точно якорные цепи, уверенно тянули его ко дну. Метафоры умирали сразу, при родах. Ночами мне виделись боссы-драконы, императоры-попаданцы, нагибающие разнообразный кошкогарем, учебник по альтернативной эльфоистории и банк Гном и Ко, выдающий кредит под три процента…

Судья украдкой провел по смартфону пальцем, смахнув в корзину синюю иконку АвторТудея. Секретарь суда стыдливо сдвинула на край стола стопку книг с ядовитой обложкой, на которой босс-дракон принуждал девственницу к пяти тысячам фрикций: «Беременна… А вам жалко?» «Беременна… сколько можно?» «Беременна… подавись!» Последняя была самая любимая.

- Но страшнее всего, - маленький человечек вцепился в решетку, - были авторы иностранного происхождения! Лавры Набокова не дают им покоя. Освоив за латинским алфавитом кириллицу, они тут же начинают лепить по-русски, потому что свой родной язык знают еще хреновее!.. Я хотел повеситься, - глухо продолжал он, - но китайские гвозди ломались при попытке вбить их в стену. Когда вместе с очередным гвоздем вылетел кусок бетона (я, знаете ли, живу в новостройке), я понял – это судьба. И тогда я взял в руки ружье…

- Господа судьи! – голос его зазвенел. – Я знаю, век уж мой измерен, но если бы мне пришлось начать все сначала, я прожил бы эти годы иначе. Не благородному делу редактуры отдал бы я свою жалкую жизнь, а делу учения, света и просвещения. Я выбрал бы стезю учителя литературы, и тогда б ни один этот засранец не ушел от меня!! – он потряс кулачками. – Я б их задавил синтаксисом и орфографией, я б им контрольные через день, я б им двойки, да что там – колы бы ставил! я б их в угол и на горох… - на губах его показалась пена, он схватился за сердце, через зал отмахивал фельдшер с реанимационным чемоданчиком, рыдали зрители, трепетала не вполне юная секретарь суда.

- Свободу Робин Гуду от редактуры! - вскочил на кресло небритый энтузиаст. Его дергал за штанину толстенький начпис с маслеными от лайков губами.

Получил ли свободу принципиальный редактор - author.today/reader/395171