Трэшовое лето 1997: принцесса и рыцарь

В Коломенском Антон больше всего любил овраг — кусок первозданной дикости посреди города. Он шёл от верховий к устью, вдыхал запах влажной земли, слушал шелест ручья.

Её он увидел в самом устье — там, где овраг выходит к набережной. Стройная темноволосая девушка в джинсах и клетчатой рубашке сидела за мольбертом, спиной к реке, быстро водила кисточкой. Антон — вор, поджигатель, развратник и хулиган — неожиданно смутился. Он понял, что художница сейчас переносит на холст невинную и вольную природу, и он тут — бесповоротно лишний.

АНтон отпрянул за ствол, думая, что делать: уйти тем же путём, попробовать вскарабкаться по почти отвесной стене оврага или всё же рискнуть подойти и завязать разговор — но фатум решил за него.

— Оп-па-па, какая цып-па-па! — донеслось с той стороны, где расположилась художница. — Одни и без охраны! А вдруг кто изнасилует, а? Злой маньяк Щекотало, йопта?

Антон не заметил (а художница тем более), как со стороны реки подошли три мерзких типа. Не бандитского, но явно урлового вида. Ранние пташки, мать их…

— Молодые люди, идите своей дорогой, хорошо? — Нежный голос. Молодая, испуганная…

— А хуль ты нам указываешь? Овца ебаная, а?

— Я не указываю, я прошу… Ну что вы? Я же вас не трогаю…

— А ты давай потрогай, йопта! Хуйдожница, в-рот-мента-ебать… Чёрный квадрат, бля. Айвазовский… Давай-давай, не ломайся, а то…

— НЕ НАДО! ПОЖАЛУЙСТА! МАЛЬЧИКИ! ПОМОГИТЕ!

— Не ори, сучка! — Один из гоблинов дал юной художнице лёгкую затрещину, от которой та повалилась на землю. Второй с криком «Кия-хуя, блядь!» врезал ногой по несчастному мольберту, который с треском расселся на несколько частей.

— Давай, в темпе, нах… — бормотали урловые гоблины, возясь над бесчувственной жертвой. — Ща по-бырому… чё, кто первый… давай ты, я пока надрочу…, а у меня всегда надрочен…

Антон чувствовал себя премерзким образом. Сейчас три урода изнасилуют девушку. А он будет на это тупо таращиться из-за дерева. Потому что он один, а их трое. И стопудово у них имеются ножи, кастеты, а может, и ствол: мальчики явно не из филармонии по классу скрипочки. Уйти — и остаток жизни чувствовать себя конченным пидором? Броситься на них с рёвом раненого медведя, в надежде, что испугаются одинокого психопата?..

Что, мать вашу, делать?..

— А НУ СТОЙ!

Юная художница пришла в себя и бросилась бежать. Она мчалась в самом абсурдном направлении — вдоль ручья, в глубину оврага, где надежда встретить помощь была околонулевой. Трое уродов сперва не поняли, что случилось, а потом бросились за ней.

— Стоять, ёбанаврот!

Девушка на адреналине бежала как лань. Но один из гоблинов догнал её и подсечкой свалил в грязь ручья.

— Добегалась, сучара. Принимай гостя в очко…

Они были совсем близко. Буквально напротив дерева, за которым укрывался Антон.

Рука сама скользнула в карман, где ждала своего часа ручка, готовая поставить жирную точку в чьей-то никчёмной жизни. Ноги сами вынесли переполненное адреналином тело из-а дерева.

— Э, урод! Оставил её! — внятно проговорил Антон.

Гоблин швырнул оборванную жертву в грязь и повернулся в сторону непрошеного советчика.

— А те чо надо, петух? Нахуй отсюда!

Вместо ответа Антон... ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ