Воскресный абзац: супружеская склока августейших особ

Участвую во флешмобе от Екатерины Овсяниковой. 1351 год, Китай, последний император династии Юань изволит восстать ото сна, и тут ему сообщают малоприятные новости.
Свежая (еще и суток не прошло) глава фанфика  "Долгая дорога к переправе"

Когда притворяться спящим надоело, Тогон-Тэмур открыл глаза. Заметив это, евнух поспешил согнуться в поклоне.

— Ну? — проворчал лежащий.

— Приветствую пробуждение светоча мира, великого дракона, средоточия мудрости, опоры милосердия...

— Давай горшок и умываться.

Евнух засуетился, подбежали его помощники, один с большим фарфоровым горшком, другой с кувшином, третий с тазом... Тогон-Тэмур поморщился: покойный Колта управлялся со всем один, быстро, ловко, тихо. Эх, не заделался б он отравителем, цены бы ему не было! Новый, конечно, проверен-перепроверен, услужлив, велеречив и сладкогласен, но все-таки Колта был лучше. А еще император постоянно забывал, как зовут новичка... Шэнь? Люй? Ах, да...

— Цао, есть новости? — сквозь журчание в горшке поинтересовался Тогон-Тэмур. — Иначе ты б не торчал у постели.

— Прозорливость вашего величества безгранична! Именно так: есть новости, но, увы, тревожные.

Горшок унесли. Подали умываться.

— Выкладывай.

— На исходе часа Кролика прибыл порученец господина канцлера. Сообщил, что господин канцлер требует... ох, ваш недостойный слуга не смеет повторить его слова...

— Ну какой ты нудный! — Император швырнул в него полотенцем. — Говори уже!

— Господин канцлер требует отставить все дела вашего величества, — забубнил Цао из-под полотенца, — и сразу же после того как ваше величество изволит откушать, принять господина канцлера, а также мянгатын-нойона Чахан-Тэмура...

— Что-что?! — Тогон-Тэмур сдернул с головы евнуха мокрую ткань. Открылась бледная, испуганная физиономия.

— Мятеж, ваше величество! Крестьяне восстали!

— Вам уже сообщили, государь? — любимая супруга имела право входить к императору в любое время без доклада. — Да, крупнейшее восстание со времен вашего досточтимого предка Хубилай-хана. Таштимур... — или Тимурташ? — впрочем, неважно, рассказал, что все подстроено монахами «Белого лотоса».

— Оказывается, ты знаешь людей канцлера по именам, — сварливо заметил Тогон-Тэмур. — Давно познакомились?

— Оставьте нас, — приказала императрица евнухам. Прислугу как ветром сдуло.

— Я с близнецами месяц в дороге провела, жаль, так и не научилась различать их, — тихо, отчетливо проговорила она, подойдя к супругу вплотную. — Нет, между нами ничего не было. Между мною и канцлером — тоже. Тебе достаточно моего слова, или ты не успокоишься, пока не убьешь и его тоже?

— Причем здесь это?! — Тогон-Тэмур отшатнулся от нее, как от привидения.

— При том, что сейчас не время для ревности! Сколько лет ты уже правишь?

— Ну, десять...

— За это время тебе хоть раз докладывали о каком-нибудь мятеже?

Император молча помотал нечесаной головой. Евнухи как раз собирались приступить к туалету его величества, когда прозвучал приказ императрицы.

— Догадываешься, почему?

— Хорошая работа канцлера и его людей. Нян, я, может быть, и ревнивец, но все-таки не окончательный тупица...