Неприглядная сторона любовных утех

или от венеры и до меркурия.

Занозой в сердце – злополучное письмо. Он помнил долго, преклонение перед женщиной, что отвергла и посмеялась, – сохранил на всю жизнь. Но впечатления наслаивались: Юг, Кавказ, Таврида, которую он увидел впервые, и которая осталась в его сердце землею обетованной – на всю недолгую жизнь. И новые, новые женщины - он повзрослел, возмужал, он приобрел опыт и получил наконец то, чего жаждал. Нашел ли?..

В двадцать лет он уже знал, как понравиться женщинам, и формулу вывел: чем меньше любим, тем больше нравимся, - знал из личного опыта - крайне раннего; отвергаемый матерью, он страдал по женщине неизбывно, снова и снова выбирая тех, кто его отвергал. Те, кто выбирал Александра, сердца его не трогали.

В Екатеринославе его отыскали Раевские - в бедной еврейской избе и очень больного. По приезду он сошкольничал: искупался в нетеплом майском Днепре и подхватил пневмонию. Здоровье Александра сильно подгуляло еще в столице - сырой климат, ночные пирушки, Амалии всех мастей... Дорвавшись до любовных утех, вчерашний лицеист заработал болезнь, которую частенько трактуют как триппер, она же гонорея – пренеприятное венерическое заболевание, - однако к амурной дряни примешала горячка, подхваченная, по словам А.И. Тургенева, под окнами некоей б…ди. Почуяв недомогание, дама не допустила мальчишку к телу, проявив незаурядное великодушие; отчаянно биясь под мелким дождичком в закрытую дверь, он и подцепил лихорадку. Друзья – сами бывалые - не предполагали, что спустя сотню лет их небрежные письмена обследуют дотошные пушкинисты – под большим увеличительным стеклом, - и снисходительно посмеивались: еще б пару раз трипперок заработал, глядишь, и поэму бы дописал. Однако лихорадка протекала крайне злокачественно; близкие с тревогой обменивались новостями и возрадовались, когда больной пошел на поправку. Сам он каялся:

Я стражду восемь дней

С лекарствами в желудке,

С Меркурием в крови,

С раскаянием в рассудке…

В первые петербургские зимы вел он жизнь крайне рассеянную; тем не менее «при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песнь поэмы», - отметил как-то Тургенев.

Увы, венерические болезни оставались неприглядной стороной развеселых бордельных утех. По «срамным недугам» и проституции сильно прошелся А.Н. Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву»:

«Но кто причиною, что сия смрадная болезнь во всех государствах делает столь великие опустошения, не только пожирая много настоящего поколения, но сокращая дни грядущих? Кто причиною, разве не правительство? Оно, дозволяя распутство мздоимное, отверзает не токмо путь ко многим порокам, но отравляет жизнь граждан. Публичные женщины находят защитников и в некоторых государствах состоят под покровительством начальства».

Во второй половине XVIII в. заболеваемость венерическими болезнями возросла настолько, что в зоне риска оказался весь офицерский состав и армия в целом, что заставило Екатерину II кулуарно разрешить занятие проституцией – под присмотром медиков. В конце века под Харьковом случилась вспышка сифилиса: вымирали целые села, особенно на пересечении больших дорог, где на постой останавливались армейские части, это была настоящая эпидемия.

Крайне серьезно относился к этой проблеме Николай I, который кардинально реформировал лечение венерических болезней, открыв несколько специализированных отделений при разных больницах. Он рассказывал, что в юности испытал немалое потрясение, когда в военном госпитале ему показали солдат, «одержимых любострастной болезнью»:

«Больные, которых я увидел, произвели на меня такой ужас, что я до самой женитьбы своей не знал женщин».

Но, несмотря на все усилия властей, к середине XIX века «непотребные» болезни ушли вглубь, в народ:

«Венерическая болезнь распространена равномерно между возрастами, из чего видно, что она глубоко проникла в население, сделалась уже обыкновенной, домашней болезнью. Она уже перестала у нас быть любострастной, а передается от человека к человеку при всех обыкновенных житейских сообщениях…»

Ужасное распространение «срамных недугов» объяснялось, по словам медиков, «недостатком врачей: 1 врач на 1000 кв. километров, в Англии — 1 на 9 кв. километров». Число больных той же гонореей резко снизилось только к середине XX века, уже в СССР - с внедрением антибиотиков и тотального, почти принудительного лечения венерических болезней.

Веком же раньше отношение к «срамным» болезням в силу их привычности было куда снисходительней, чем в наше время, особенно если дело касалось мужчин. Отсутствие антибиотиков, контрацептивов и общественный уклад, при котором одной половине молодых людей секс запрещался, часто стоили здоровья второй его половине. Мужчины подходили к браку изрядно потрепанными; барышни, запертые в келью вынужденного девства, иногда до 30-40 лет, а то и пожизненно не имели интимных отношений, что не лучшим образом сказывалось на их здоровье. Некоторый выход, впрочем, имелся, но об этом в другом месте. Надо сказать, посещение борделей считалось извинительным только для неженатых людей; к примеру, с князем Вяземским однажды приключился казус: тайные агенты донесли, что князюшка с другом Пушкиным побывал в злачном месте, причем бессемейному поэту – в упрек ни слова, а вот Петра Андреича обвинили в развратном поведении. Это к сплетням, что Пушкин после свадьбы бегал к девкам. Учитывая надзор и бесконечные выговоры III отделения, быть бы ему битым за «Варюшек», которых «и жаль, и гадко что-нибудь нашего всунуть»… Осенью 1827 года, когда жил поэт в Михайловском, а до этого побывал в Пскове, в рабочей тетради записал он рецепт: микстура с копайским бальзамом, применяемая при лечении гонореи, - а через страницу набросал черновик стихотворения, в котором печальная сводня сидела за столом…

А тогда на Юге, исхудавший, «в бреду» и «за кружкой оледенелого лимонада», он тронул сердобольного генерала до слез; по просьбе сына Раевский прихватил ссыльного поэта с собой, проявив нечастое в пушкинской жизни сострадание. Кавказ и воды поправили его здоровье; Александр Сергеевич до конца своих дней сохранил признательность семье Раевских; чувство благодарности было в нем, не обласканном, развито чрезвычайно. По словам Анны Керн, «самая малейшая услуга ему, или кому-нибудь из его близких, трогала его несказанно». Через девять лет, когда Николай Николаевич скончался, оставив дела в совершенно расстроенном состоянии, Пушкин, который, по словам П.В. Нащокина, «пользовался царской милостью на пользу другим», исхлопотал его вдове пенсион в 12 тысяч, напирая в прошении на военные подвиги самого популярного генерала Отечественной войны…

Их было четверо - сестры Раевские, как обобщенный идеал женственности. Екатерина, Елена, Мария, Софья – всех их примеряли на роль возлюбленной поэта, героини его великой южной любви.

В которую из них влюбился Пушкин - author.today/reader/400996