Об эротике и порнографии

Имеется у меня вопрос к почтеннейшей публике. Провокационный, но, коль скоро вы открыли эту запись, вы готовы к провокациям. 

Вопрос такой: в чём разница между эротикой и порнографией? 

Считается, что порнография — это что-то ужасное и мерзкое за гранью закона, лишённое всякой художественной прелести, эротика же — направление в искусстве. Поэтому порнография подвергается гонениям, а за эротикой в цивилизованных странах и сообществах признают право на существование. Скрепя зубы и скрипя сердцем, но признают. 

Это объяснение, которое ничего не объясняет. Почему художественное изображение обнажённых тел и их соединения в одних случаях — пусть с оглядками и с оговорками, но допустимо, в других — абсолютно противозаконно? 

Что по этому поводу говорят отцы наши, законодатели и правоохранители, а также психологи, психиатры и искусствоведы?

Отцы наши, пошкрябав мыслительные аппараты и возведя очи горе, ответствуют, что, дескать, порнографические материалы изготовляются с целью вызвать у неограниченной аудитории половое возбуждение, эротика же — это в первую очередь произведение, обладающее художественной ценностью. 

Окей. Или, как сейчас принято говорить, добро, ладно, так точно, слушаюсь. Вот только эстетическая ценность — это понятие относительное и субъективное. Я, к примеру, не усматриваю художественной ценности в полотне Анри Матисса «Танец». В то же время сексуальный подтекст этого полотна, изображающего оргиастическую мистерию, очевиден. Следует ли мне, помолившись пред образом отца Пигидия, требовать от Роскомнадзора внесение этой картины в реестр  запрещённых материалов?  

Отцы наши, блюдущие благопристойность и целомудрие народное, уточняют: порнография фиксируется на органах воспроизведения и на самом совокуплении («половом акте», как пишут в протоколах), с той же зловредной целью вызвать половое возбуждение. Что ж, по этой логике медицинская литература является преступной порнографией — вот где органы воспроизведения отображены со всеми подробностями! Хотя более асексуальное зрелище трудно вообразить. И я не понимаю некоторых операторов, снимающих ролики для порнхаба и делающих крупные планы. Знаете, «Греческая смоковница» (хотя это просто лирическая мелодрама, а не зловещее porno) производит куда более сильное впечатление. И многие другие фильмы, снятые на западе в свободные семидесятые. И даже в наше время, когда ханжи атакуют, не опасаясь встретить град насмешек, на экраны выходят фильмы, где физическая сторона любви изображена красиво, чувственно и подробно. То же касается и художественных текстов: незамысловатые рассказики, где сюжет ограничен постельными упражнениями, попросту неинтересны. А там, где сексуальные приключения персонажей вплетены в некую логичную интригу, они вызывают больший интерес. 

— Ну ладно... То, что с малолетками — порнография, без вариантов! Запретить и посадить на тридцать пять пожизненных без права досрочной амнистии! — ярятся казённые блюстители благопристойности, краснея лицом, подобно заокеанскому овощу pomo d’oro. 

Кхм. Как же быть с античной, ренессансной и барочной культурой? Ведь на картинах, изображающих вакханалии и прочие священные безумства во славу Олимпийцев, нередко изображались, скажем так, весьма юные модели. В России таким не продали бы ни пиво, ни сигареты. Да и паспорт, скорее всего, не дали бы... 

И если бы только барокко... В набоковской Лолите подробно, хотя и утончённо-иносказательно, описываются сексуальные игры подростков между собой и забавы взрослого мужчины с девочкой 12-13 лет. Но Набоков — белоэмигрант, с него спрос не тот. А академик-живописец Александр Иванов писал картины, по сравнению с которыми «Лолита» выигрывает в благопристойности уже потому, что в романе описываются гетеросексуальные отношения. А вот у господина Иванова...

«...над кроватью висела картина, которую Лиза узнала, несмотря на полумрак. Это была репродукция Александра Иванова «Аполлон, Гиацинт и Кипарис». (...) Господин Иванов знал толк в красивых мальчиках и изображал их с любовью».

Если бы Набоков жил в наше время, его самый знаменитый роман, скорее всего, не был бы опубликован. А выставки Александра Иванова громили бы пузатые «казаки», возглавляемые грассирующим депутатом. 

Да-да. Признанная классика, по принятым в большинстве стран законам, в большей степени подпадает под определение преступной «порнографии», чем самый раскрепощённый хёнтай с тентаклями. 

Но разве что конченному олигофрену придёт в голову объявить вне закона картины Хоакина Сорольи или «Сатирикон» Петрония Арбитра. А конченных олигофренов в коридорах власти не так много, как это изображают маргинальные оппозиционные журналисты.

Отсюда вывод: «порнография» — стопроцентно надуманное понятие. Да, как и всякое искусство, эротика бывает мастеровитая, а бывает бездарная. Ролик безымянного автора «Hot teens have fun» так же отличается от «Жизни Адели», как «Жестокая голактека» — от произведений Хайнлайна. Не больше и не меньше.