Не страшно лгать, сидя связанной перед теми, кого умудрилась крепко достать?..

Они забавлялись, обсуждали какую-то чушь, а мне хотелось закричать. 

Я в самом деле не думала всерьёз, что могу попасться. Никогда не представляла себе, как это может быть. И теперь от непонимания и неверия я злилась так отчаянно, что готова была использовать любой шанс. 

– А вы всегда трахаете тех, кого собираетесь убить? Если так, у меня, парни, есть к вам вопросы. 

Памятуя о собственном желании выжить, мне следовало бы прикусить язык. 

И тем не менее эта злость вкупе с уверенностью в том, что ни бить, ни насиловать меня никто не станет, кружила и туманила голову, заново разжигала кровь. 

Если уж это всё равно случилось, оставалось хотя бы принять это достойно. 

Принять и надеяться на удачу. 

Майкл вскинул бровь, разглядывая меня с каким-то новым выражением на лице. 

– А кто собирается тебя убивать? 

Вот это уже было очень плохо. 

Проведя много лет на обратной стороне закона, я отлично представляла себе, как много можно сделать с человеком, не пачкая руки в его крови напрямую, но так, чтобы он просто исчез навсегда. 

– Да пошёл ты. 

– К черту? – он уточнил, а потом вдруг придвинулся ко мне ещё ближе. 

Оставшаяся все такой же тёплой рука легла мне на лодыжку, неспешно двинулась вверх, до впадинки под коленом, а потом обратно. 

Я не могла увернуться, а Коллинс притих, наблюдая за нами. 

Майкл продолжал меня гладить, представляя собой при этом воплощенную задумчивость, и, не до конца веря самой себе, я поняла, что снова возбуждаюсь. 

Так прошла минуту или, может быть, даже две, а потом Спирански снова поймал мой взгляд, как будто что-то решил. 

– Мы обсудим это позже. А пока я хочу услышать от тебя правду. Веришь, что я смогу её добиться?