"Буй-Тур блюз"

Ночью Шехонский разбирал отрывки из дневника полицейского лекаря Звонарева. Разбирал с трудом. Виной было не только низкое качество копии. Звонарев обладал почерком профессиональным, то есть неразборчивым. Выручал Шехонского определенный навык чтения рукописей в старой орфографии. Следовало отдать должное и Лапусе: не будучи в силах помочь, она не стала и мешать, а улеглась спать, не попрекнув Шехонского, что он предпочел живой девушке какие-то непонятные бумажонки. Возможно, Лапусе с ее азартным нравом самой хотелось, чтоб Шехонский быстрее расшифровал записи, а время ожидания удобнее всего сократить сном.

Итак, Шехонский сидел за письменным столом, лампа горела, и обрывки дневника лежали перед ним. Обрывки из отрывков - ни начала, ни конца. Черт бы побрал Фролыча - и упокой, Господи, его душу - с его скрытностью, тоже профессиональной. Но что-то же он хотел о_т_к_р_ы_т_ь_, если не стал дожидаться визита Шехонского. Нечто большее, чем научный приоритет по части рукописей.

«... в приемной полицмейстера. Обычно он отвечал на мои приветствия лишь кивком, а сегодня и вовсе не соизволил заметить моего присутствия. Прошел мимо, не повернув головы, с надменностью исключительно столичного свойства - не могу назвать ее исключительно немецкой, ибо большинство инородцев, проживающих в нашем богоспасаемом граде, весьма быстро перенимают как достоинства, так, увы, и пороки природных русаков. Взять хотя бы свойственника этого господина, Павла Степановича Гедике... но я отвлекся.

Я был немало удивлен, когда встретил цензор в приемной. Но еще большее удивление ждало меня, когда барон напрямую спросил меня:

– Скажите, Александр Антонович, что вы думаете о С.?