Я Водяной, я Водяной!

А может, и нет. Но создание колоритное получилось, там, за огненной рекой их таких много

На улице было серо и тихо. Густой воздух, пропитанный запахами прелой листвы и речной тины, висел неподвижно, словно закупоренный в огромной банке. Где-то вдали раздавался приглушённый гул — будто кто-то размеренно бил по натянутой шкуре.

Одна из ближних к дому ив оказалась сплошь увешана тонкими шёлковыми лентами, выцветшими от времени. При полном безветрии они тихо шелестели, точно их перебирали невидимые пальцы. Некоторые ленты были покрыты руническими символами, вышитыми потускневшими нитками. Самих русалок не было видно — наверное, завалились отсыпаться после ночного кутежа.

От реки тянуло сыростью. Туман стелился по воде рваными клочьями, временами принимая очертания скрюченных фигур. Из его косматых объятий выступали заросли рогоза — чёрные, обгорелые на вид стебли, которые звенели, как костяные погремушки. Высокая трава мерно покачивалась то тут, то там, как будто в ней кто-то крался.

Лиля, после этой ночи уже мало чего боящаяся, шикнула и нарочито громко хлопнула в ладоши.

Вспугнутое резким звуком, что-то крупное попёрло напролом, и из зарослей выскочила здоровенная рыба размером с поросёнка. Ее чешуя отливала болезненной синевой, а из-под жаберных крышек свисали нитевидные отростки. Набычив тупомордую голову, она уставилась на Лилю. Один её глаз, мутно-белый, выглядел слепым, а вот другой, жёлтый, с вертикальным зрачком, следил за ней с человеческой осмысленностью.

Лиля пробормотала: «Сгинь!» и на всякий случай отступила поближе к амбару. Вода у берега булькала, лопаясь болотными пузырями. Рыбина, не сводя с неё странных глаз, подняла толстую лапу, заканчивающуюся утиными перепонками, помахала на прощанье и послушно попятилась к реке. Тихо всплеснула вода, и Лиля осталась одна во всём этом богом забытом месте.

Оно в самом деле выглядело всеми покинутым, застывающим в безвременье, как тонущая в смоле муха. Тишину разбавляли лишь шлепки медленно вращающегося мельничного колеса. Деревянные его лопасти, покрытые слизью и водорослями, с каждым оборотом жалобно стонали. Сквозь щели в колесе сочилась вода цвета ржавчины.

Ощущая свою полнейшую неуместность здесь, Лиля выудила из сумки клубок. Только он, её странный проводник, напоминал об относительной материальности этого мира. Его шершавые нити были единственным, что она могла ощущать по-настоящему.

Клубок качнулся в её ладони, как разбуженный котёнок, и мягко спрыгнул на дорогу.

Картинка кликабельна.