Юмористическая зарисовка

Это было давно, но в памяти еще живо:

«Ночь, улица, фонарь… работа».
Обычно после трудовых часов каждый работающий житель нашего земного шара едет домой отдыхать. Или есть такие же, как я, мазохисты, которые едут дальше работать домой.
Хотя, если подумать, это вряд ли можно назвать работой. Скорее, повторение пройденного -дцать лет назад. Зато у младшего брата, Барсика, есть уйма причин тянуть время до моего прихода, ведь брат придет — придет и сочинение в тетрадь. А, может, и английский сам по себе сделается.
И вот один вечер из многочисленных, когда решили сочинение делать на кухне, пока мама собирала торт на наших глазах.
— Сочинение на какую тему? — Учительским тоном начал я экзекуцию.
— «Что ты видишь из окна», — вместо брата ответила маман, разрезая мягкий зефир.
К слову, за окном было темно, февральский вечер, падал снег. Только падал он не красиво, будто в вальсе, а мелкими холодными пулями, прилипая к лицу и быстро превращаясь в воду.
И такую мега «приятную» картину надо было описать в сочинении. Ну что же, попытка — не пытка.
— Ну и что ты видишь из окна? — Спрашиваю я со вздохом. Понятно, что для меня написать это сочинение легче щелчка пальцев, но Барс учится в 5-м классе.
— Ничего не вижу! — Заявляет братишка, обернувшись к окну. Ну правильно, темень же.
— Лес видишь? — спрашивает глава семейства, очевидно, припомнив, что там за толщей стекла действительно лес.
— Не вижу! — наотрез заявил Барс.
Не, ну так дело не могло дальше продолжаться. Я же молчал, взяв свою пол-литровую чашку в руку, да попивал кофе с молоком.
— Ну да-да, там темно сейчас, холодно, снег, — согласился в итоге я.
Но мама смекнула, как начать:
— Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — все будет так. Исхода нет.
— И при чем тут Блок? — конечно, может показаться странным, но этого поэта я зачитывался раньше, а с книжкой цикла «О прекрасной Даме» чуть ли не спал в обнимку.
— Ну как же? Темно, улица, фонарь, а рядом аптека есть, — уже посмеивалась маман.
— Ладно-ладно. Барс, пиши: Как говорил Александр Блок: «Ночь, улица, фонарь, аптека…».
Четверостишие с горем пополам было написано. Дальше сочинение не продвигалось.
— Барс, пиши дальше: Вот и у меня так же: «Ночь, улица, фонарь, аптека…», — веселилась мама, уже разрезав один большой корж на три части.
— Ну, нет, не так, — воспротивился уже я, пожевывая губу. — А, ладно, пиши: Если бы не схожая картина, я бы никогда… — сочинение явно продвигалось по плану дальше.- Тем не менее, на…
— Какие слова! Они же таких слов не знают еще! — возмутилась мама, обмазывая кремом коржи.
— Он знает, мама, знает, — уверил я ее.
— А, то есть по совместительству еще и своим текстам учишь, да? — с чего-то она предположила.
— Ну а почему бы и нет? Вот, растет у нас еще один журналист, правда, Барс? — при этом я посмотрел на брата, уже улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия. Тот пожал ее, широко улыбаясь в ответ и со всем соглашаясь.
— Так, на чем это мы остановились? А, точно: Тем не менее, на детской площадке полно народа, — продолжал я сочинять.
— Не полно, а много, — возразила маман.
— А в чем различие? — не понял я, уже допив свой кофе.
— Лексикон! Проще давай, проще!
Ну, подумал я, качнул головой, и повторил строчку, как есть.
— Много! — не унималась она. Барс же смеялся. Наверное, наши лица были комичным представлением для него.
— Барс, пиши «a lot of»! — нервы не выдерживали, вот честно.
Мама уже взяла большую столовую ложку и погрозила ей за такую шутку.
— А, ладно, пиши, как мама говорит, — уже сдался я. Устал.
— Так что писать мне? — смеялся еще брат, утирая слезы. У самого уже тоже пресс болел.
— Много народа, — утвердил я последнюю правку.
— Много детей! — снова вмешалась мама, довольно улыбаясь.
Так сочинение было дописано на двойном листочке в линейку под чавканье остатков белого и нежного зефира.