Заболотье! Не выходите на этой остановке!

Глава 1.  Каляки-маляки 

Дорога в Заболотье напоминала медленное удушье.  

Сперва маршрутка до железнодорожного вокзала, сотрясающая внутренности на каждом дорожном стыке, потом раскалённая уже с утра электричка, набитая голосистыми дачниками, а теперь вот автобус — древний проржавевший ПАЗик, который скрипел и дребезжал на поворотах, будто вот-вот развалится. 

К Заболотью он подходил уже пустым. Остальные пассажиры — местные с сумками-тележками, шумная компания грибников — давно вышли на предыдущих остановках. Теперь Анна ехала одна, и от этого ей было ещё более некомфортно. Водитель, пузатый мужик с лицом, скукшенным, как позавчерашний вокзальный пирожок, хмуро посматривал на неё в зеркало заднего вида. 

В салоне устойчиво воняло бензином и запустением. Время тянулось мучительно, как в пыточной.

В Заболотье иначе и не ездили, только через муку смертную. Зато уезжать оттуда всегда было легко. 

Точнее, сбегать, если уж говорить совсем откровенно.

Анна прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как асфальт сменяется щербатым щебнем, а потом исчезает и он — и остаётся лишь просёлочная дорога, вьющаяся меж чахлых сосен, будто след, оставленный огромным вязким слизнем. 

«Часа три до заката, — мелькнуло в голове. – Хорошо, что с запасом приеду».

Она достала телефон, сверила время. На экране по-прежнему висело утреннее сообщение от мужа: "Ты уверена, что хочешь ехать туда сейчас?"

Анна до сих пор не ответила. Не смогла объяснить, что ехать вовсе не хочет, а именно что должна, причём немедленно. Что иначе... Иначе она его больше никогда не увидит.

Когда автобус в очередной раз подкинуло на кочке, водитель, поймав взгляд Анны в зеркало, пробормотал что-то неразборчивое. Она поспешно отвела глаза. Его внимание уже начинало всерьёз напрягать.

В этот момент по экрану информационного табло побежали ядовито-салатовые буквы.

«ЗАБОЛОТЬЕ… НЕ ВЫХОДИТЕ НА ЭТОЙ ОСТАНОВКЕ… ЗАБОЛОТЬЕ… НЕ ВЫХОДИТЕ НА ЭТОЙ ОСТА…»

Слово «ЗАБОЛОТЬЕ» ещё и пульсировало.

Анна вскрикнула – и проснулась. Водитель посмотрел на неё с плохо скрываемым страхом.

На табло мирно светилось «ЗАБОЛОТЬЕ». Ничего больше. Она просто отключилась с недосыпа.

Анна покрепче стиснула дорожную сумку, которой прикрывала колени, чувствуя, как по спине ползёт вязкая дорожка пота. 

В салоне было душно до головокружения. Она приподнялась и потянула заедающую форточку; та со скрипом отодвинулась сантиметров на десять. Ворвавшийся ветер дёрнул Анну за волосы, шибанул в лицо запахом гнилой воды и прелой листвы. 

Здесь всегда так смердело. И к этому невозможно было привыкнуть. 

Анна потянула к носу ворот футболки, вдохнула горьковатый запах парфюма. Пахло уютом, Максом. Домом. Но где теперь её дом?

Автобус медленно заползл на холм; внизу открылась деревушка. Возможно, когда-то давно Заболотье было большим селом, но выродилось, вылюднело и обессилило задолго до рождения Анны. Сейчас это поселение представляло собой жалкое зрелище: несколько десятков обшарпанных домишек, с трёх сторон окружённых заболоченным лесом.

— Вылазьте тут, — буркнул шофёр, не доехав до остановки метров пятьдесят. — Дальше не поеду. Заболочусь.

Анна кивнула, не оценив его «тонкий» каламбур. Он боялся. Они все боялись Заболотья.

— Вас... вас тут ждут? — водитель не смотрел ей в глаза.

— Нет, – равнодушно пожала плечами Анна.

— Тогда... — он замолк, потом выдавил: — Не задерживайтесь. Места эти... они не любят чужих.

Анна ничего не ответила. Про Заболотье она знала слишком много, чтобы её могли волновать подобные советы.

Автобус развернулся и рванул прочь, будто спасаясь от погони. Анна повесила сумку внахлёст, через грудь, и медленно пошла по безлюдному просёлку. Под кроссовками чвакала жирная грязь.

Деревня встретила её слепыми бельмами вросших в землю избушек – гнилых, чёрных от плесени. В них много лет никто не жил, прежние жильцы умерли, а снести было некому. Администрация района словно вычеркнула деревню из всех планов. Не было у Заболотья хозяев, кроме…

Анна мотнула головой, отгоняя опасные мысли.

Тишина вокруг стояла вязкая, как бабкин овсяной кисель. Даже грачи молчали. А больше и некому тут было шуметь. Большая часть Заболотья давно переехала на погост, обжитых изб осталось раз-два и обчёлся, да и те в самом конце.

Нужный Анне дом был примерно посередине этой полумёртвой деревни. Всё у них в семье так было, где-то между…

Через несколько минут она дошла. 

Бабкин дом стоял, как кривой зуб – внутрь двора, наособицу, нарушая ровный ряд соседних изб. Он тут самым старым был, дом этот, его ещё Анин прадед ставил.

Анна толкнула вперёд незамкнутую калитку и вошла в заросший сорняками двор. Фасадные окна были закрыты ставнями, но в чердачном окне мансарды, где раньше была её комната, шевельнулась посеревшая от пыли занавеска.

«Сквозняк», — подумала Анна, но сердце ёкнуло. Ей ли не знать, что чердачные окна наглухо забили ещё в её детстве?

Она поспешно полезла в сумку, набитую сменной одеждой и дачным сухпайком, долго искала ключи, пока не обнаружила их провалившимися за подкладку. Расстроилась даже – сумку эту совсем недавно купила.

Крыльцо сильно просело, ушло в землю. Анна с опаской ступила на него, ожидая, что в любой момент ухнут под стопой прогнившие доски. Но те пока держали, хоть и неприятно, влажно поскрипывали. 

А вот дверь поддаваться не хотела, ключ стоял в замочной скважине как вкопанный. Брошенный дом отказывался признавать – а может, и не мог из-под забитых досками окон почуять последнюю из проклятого рода.

Наконец ключ громко скрипнул в замке. Разбухшую дверь пришлось несколько раз дёрнуть изо всех сил, прежде чем она неохотно подалась, открывая проход в сенной мрак.

Анна оставила её распахнутой, чтобы не переломать ноги в темноте. Да и проветрить весь дом нужно будет первым делом. Здесь дожди через день, всё отсырело за полтора месяца…

Вопреки её опасениям, воздух внутри оказался хоть и застоявшимся, но вовсе не могильно-сырым. И даже плесенью не воняло, чего Анна больше всего боялась. Сладковато пахло травяными сборами, немного – пряной прелью, словно на грубке в старом железном противне по-прежнему сушились лесные грибы. 

В сенях по углам висели пучки трав, густо оплетённые паутиной. 

Анна отомкнула ещё одну дверь, ведущую в «покои» – так бабка называла первую жилую комнату, служившую одновременно и кухней, и спальней для неё. Немалую часть этого помещения занимала печь. Из «покоев» открывался узкий коридор, в конце которого находилась лестница на чердак, и две крохотные клетушки – спальни Катерины и Настасьи. Катя была матерью Анны – правда, недолго. Однажды она ушла на болота за клюквой и не вернулась. Настя, тётка, сошла из дома ещё раньше. Про своего отца Анна ничего не знала. Бабка растила её с трёх лет и заменила всю семью.

Нащупав на стене  выключатель, Анна щёлкнула клавишей. Свет ударил по глазам.

«Боже, как же тут всё знакомо… Как будто не двадцать лет прошло, а день всего».

В маленькой кухоньке всё так же висели вдоль стены дубовые полки, уставленные разнокалиберными горшочками и банками, набитыми сухими растительными сборами. 

Печь за вылинявшей занавеской щерилась щербатым зевом – часть кирпичной кладки скололась под острыми углами, и они торчали как драконьи клыки.

Анна сдвинула к порогу рваные домотканые половики, прошла к дубовому столу и водрузила на него сумку. Нашла взглядом веник и совок на привычном месте. Надо здесь хоть немного убраться, что ли… Мысли пошли обыденные, успокоительные.

Но потом она увидела рисунки, и сердце пропустило удар.

На когда-то белёном, но уже давно посеревшем печном боку проступали детские каляки-маляки, выведенные синим и красным мелками. Круги… Палочки…  

Анна провела пальцем по шершавой стенке — и отдернула руку. Это были не просто каляки, и нарисовали их недавно, судя по яркости цвета.  

Кривой детский рисунок изображал маленьких человечков (синие были в штанишках, а красные – в юбочках), которые стояли в ряд, растопырив чёрточки-пальчики. А над ними нависало что-то огромное, в чёрном балахоне, с длинными-длинными руками...  

Наверху что-то грохнуло, потом дробно раскатилось, будто металлические шарики рассыпались.  

Анна вздрогнула. Шум шёл с чердака.

— Кто-то есть? — её голос прозвучал смешно, по-детски тонко.  

Сверху не доносилось ни звука.

Собственно, вот это сейчас и пишу Мистика-шмистика, семейные тайны и всяческие ведьмачества. Вотэттаповоротов – хоть коси косой, но логические затыки, конечно, бывают. Впрочем, и осенения тоже, так что книжка активно пишется. Хочу успеть закончить до середины сентября. 

На фоточке авторку аккурат вчера и осенило, видите, какой яркий луч прозрения над головой?