Там, на неведомых дорожках...©

Автор: Ирина Валерина

Лиля шагала вдоль исполинского дуба, кончики её пальцев скользили по морщинистой коре, ощущая каждый бугорок, каждую трещинку. Под её ладонями словно бы текли все недоставленные послания этого древнего мира, написанные тактильным алфавитом. Древо было удивительно тёплым на ощупь, будто под его грубой кожей пульсировала не соковая система, а настоящая кровь. Корни, подобные окаменевшим змеям, то и дело преграждали путь, заставляя высоко поднимать ноги. Она начала было считать шаги, но после четырёхсот сбилась, и цифры превратились в бессмысленный шум в голове. Вскоре в глазах зарябило от однообразного рисунка теней, и никаких ориентиров, кроме Гамаюн, левитирующей где-то в другой галактике, у Лили не осталось.
Она не поняла, в какой момент ушли все мысли, а странное задание, выданное коварными птицедевами, превратилось в навязчивую идею.
«Три. Кру-га. Про-ти-во-со-лонь, — раз за разом повторяла она, не замечая, что давно шагает в этом ритме. — Три. Кру-га. Про-ти-во-со-лонь». Ритм пульсировал в висках, сливаясь с шагами. Вскоре слова потеряли смысл, превратившись в заклинание, в молитву, в последний якорь здравомыслия. Лиля не заметила, когда перестала думать — её сознание сузилось до примитивного алгоритма: шаг, шаг, избегай корня, касайся дерева.
Первый круг прошёл без происшествий, если не считать странного ощущения, будто воздух с каждым шагом становится гуще. Лиля словно погружалась в тёплый мёд.
Чертовщина началась примерно на середине второго. Солнце, до сих пор висящее в зените, вдруг брызнуло во все стороны протуберанцами, от чего на мгновение исчезли тени и цвета, а потом засветило темно и багрово, будто вполнакала. Облака вокруг него сбились в кучу, образуя подобие сумеречной короны. Тени, прячущиеся между корнями, зазмеились, потекли скользкими лентами, зашуршали в траве, разбегаясь по тайным схронам. По стволу и ветвям Древа, сплетаясь в призрачную сеть, побежали тонкие световые нити. Воздух наполнился низким пугающим гулом, будто где-то вдали медленно потянули смычком по струнам гигантской виолончели.
Над землёй нависли сумерки, каких Лиля ещё не видела: багровые, словно внутриутробный свет.
Лиля зажмурилась, но это не помогло — свет проникал сквозь веки, окрашивая внутреннюю тьму в ядовито-фиолетовые тона. Она продолжала идти, теперь уже на ощупь, цепляясь за кору, как слепая за стену.
«Не бойся», — напомнила она себе, но это была уже не её мысль, а эхо голоса Алконост, застрявшее в сознании, как заноза.
Гамаюн, сияющая неподдельным золотом даже через потусторонний сумрак, ознаменовала собой начало третьего круга и осталась за спиной. Вслед за этим на землю рухнула ночь чернее кофейной гущи — но почти сразу небо разверзлось, явив звёзды таких размеров и яркости, каких не бывает в мире живых. Они были настолько низко, что казалось: протяни руку, и коснёшься их обжигающей поверхности.
Солнце при этом никуда не исчезло: оно продолжало висеть в зените, но теперь напоминало пульсирующий лиловый глаз, наблюдающий за ней сквозь ресницы чёрных облаков.
Дуб уже потерял очертания обычного дерева — или же просто перестал им притворяться и принял свою изначальную форму. Корни его, уходящие на невообразимую глубину, сумеречно мерцали в почве бледным золотом; по стволу, мягко переливаясь, текли вверх бирюзовые волны и расходились по ветвям. Крона пульсировала слепяще, лиловым неоном, и этот безумный свет терялся где-то в недостижимой высоте.
От светового буйства голова у Лили шла кругом. Воплощённый ультрафиолет проникал везде и был всем. Лиля, уже не способная разглядеть собственные руки, наверное, тоже постепенно становилась им. Она растворялась, теряла память формы, и в этом процессе для неё не было ни радости, ни боли. Только одно — маленькое, человеческое — мешало ей полностью отдаться тёмному свету. Её мальчик, её Богдан, Данька-малыш, с макушкой, пахнущей седьмым небом, он цеплялся за её волосы пухлой ручонкой и ворковал что-то на том самом наречии, доступном только ангелам, младенцам и истинным юродивым…
Лиля споткнулась, едва не упала, и это вывело её из погружения в бездонный транс. Длинно вздохнув — через боль, как после долгого нырка под воду, — она обхватила себя обеими руками. Некому её тут обнимать, кроме себя самой. Не было здесь её мальчика и быть не могло. Не должно его здесь быть, в этом безумном чистилище. Пожалуйста…
Гамаюн материализовалась перед ней в последний раз. В тот же момент солнце моргнуло, как умирающая лампочка, а его тёмно-фиолетовые языки протянулись на полнеба. Звёзды сорвались с места и устремились вниз, превращаясь в огненный ливень — не то падающий, не то, напротив, поднимающийся от земли к небу, чтобы унести с собой последние остатки привычной реальности.
— Всё, — сказала Лиля и рухнула в траву. — Три круга противосолонь, чтобы вы все облезли. Всё, птичко-девочки, я сдохла, делайте что хотите, дальше без меня. Идите вы к чёрту со своим просветлением, я на это не подписывалась! Я всего лишь хотела жить с любимым человеком и рожать от него детей! Всего лишь жить, и немножко банального счастья! А не это вот всё…
Она развела руки, словно пыталась объять невероятное, слепящее, абсолютное чужое небо — и бессильно уронила их в траву. Почва под ней едва слышно гудела, по Древу волна за волной пробегала лёгкая вибрация. Когда неподалёку от Лили принялись дыбиться и приподниматься над почвой корни, будто какой-то огромный зверь пытался выбраться из берлоги, она даже не испугалась. Безумное светопреставление вытянуло из неё все силы. «Делайте, что хотите, — пробормотала Лиля, переворачиваясь на живот. — Мне уже всё фиолетово».
Пожалуй, впервые это странное сравнение целиком соответствовало обстановке. В окружающем Лилю мире сейчас доминировали все оттенки цвета, присвоенного королями.

Хотите узнать, что будет дальше? О-о-о, дело не ограничится только яркими описаниями – нашей героине предстоят такие приключения, после которых всё переворачивается вверх ногами, и забавное становится страшным, а страшное – освобождающим. Здесь оживают архетипы и персонажи детских сказок – но на новых слоях смыслов, в неожиданных ипостасях, а финал потрясает неожиданным откровением.