Продолжение следует?

Влад стоял у центрального входа, держа в руках торт в белой коробке и скромный букет белых лилий. Не роз — не хотелось ничего кричащего. Только белое. Только чистое. Только то, что не бросается в глаза, но оставляет след в душе.

Ветер играл с лентами на коробке — тонкими, как нити судьбы, переливающимися между серебром и синим. Он касался их осторожно, будто боялся порвать. Небо было серым, но не злым, не тяжёлым, как перед бурей. Просто ожидающим. Как пауза между аккордами. Как вздох перед словом.

Он смотрел на двери. Не отводил глаз. Знал: вот-вот они откроются. И всё изменится. 

Когда Настя с ребёнком вышла через центральный выход, он почувствовал это раньше, чем увидел. С крыльца по ступеням спускалась сама Богиня-Лада (Богородица) с младенцем на руках

Тепло - Настоящее, неописуемое, божественное.

Не от солнца, а от связи — той самой, что пронизывает миры, что не рвётся ни в Яви, ни в Нави, ни в Прави.

Она стояла на переходной площадке, укутав малыша в светлое одеяло, прижимая его к груди. Лицо усталое, но сияющее. Глаза — тёмные, как ночь, но в них горел огонь, который он знал с первого дня их встречи. Огонь, который не гаснет.

Он подошёл. Медленно. Сердце билось не в груди, а где-то в горле. Поднял руки. Она не сопротивлялась. Он взял их — её и ребёнка — на руки. 

Обнял. 

Прижал.

Крепко. 

Не как герой. 

Не как Воин. 

Как человек, который наконец-то держит то, ради чего прошёл сквозь тьму.

Она улыбнулась. 

Тонко. 

Устало. 

Искренне. 

Ребёнок заплакал — тонко, приятно, только так как бывает раз в жизни. 

Звук был хрупким, как первый лёд на пруду. 

Но живым. 

Настоящим.

Человеческим.

Влад почувствовал, как перстень «Лад» на его пальце слегка дрогнул. 

Не вспыхнул. 

Не предупредил. 

Просто отозвался. 

Как будто и он услышал этот плач. 

Как будто и он понял: это новое начало.

Он, аккуратно переступая, словно шёл по минному полю, понёс их к машине. 

Не спеша. 

Словно боялся нарушить хрупкую гармонию момента. 

Каждый шаг — как обещание. 

Каждое дыхание — как молитва.

Ступени закончились, до машины оставалось не более тридцати шагов,

 И тут — откуда не возьмись — появилась чёрная машина.

Она не выехала из-за угла. 

Она вытекла из тени пространства. 

Без фар. 

Без звука. 

На огромной скорости. 

Скользила по асфальту, как тень, брошенная на землю в полночь. Она неслась прямо на них. 

Прямо в этот момент — в эту тишину, в эту любовь, в это начало. 

Никакого варианта увернуться не было. 

Ни времени. 

Ни пространства. 

Только мгновение. 

Только выбор.

Влад не закричал. 

Не бросил их. 

Не попытался убежать. 

Он только прижал их к себе. 

Сильнее. 

Крепче. 

Как будто мог защитить кожей. 

Все что он мог сделать это развернуться и подставить под удар свою спину. Как будто мог заменить собой как щитом своё самое дорогое в мире. Как будто мог принять удар за всех.

И в этот миг — перстень на пальце вспыхнул. Не привычным синим. Не серебряным, как предупреждение. Не огнём, как в опасности.

Белым.

Светом, которого не должно быть. 

Светом всех цветов сразу — как радуга, рождённая в сердце бури. 

Светом, что не отражается, а только исходит. 

Светом, что не слепит — а восстанавливает.

Он не вырвался из пальца. 

Он распространился. 

Как волна. 

Как дыхание. 

Как первый аккорд новой песни.

Воздух замер. 

Машина — нет. 

Она продолжала нестись. 

В эту любовь, что не просит, а защищает.

В жизнь.

В будущее.

В возможность.

В память. 

В ЛАД. 

Свет вспыхнул — и погас.