Кто о чём, а я опять о смерти

У меня есть кот, ему восемь лет, и как-то он в последнее время приболел, обострились все его хроники разом. Глядя, как мы с мужем носимся с ним, моё невинное дитя пяти лет от роду выдало мне такую фразу: "мама, когда этот кот закончится, я хочу, чтобы мы взяли белого". 

И вот, с одной стороны, я понимаю, что, очевидно, психика еще не созрела, чтобы осознать, что именно может случиться. И что будет он тоже плакать, если с котом не дай бог что. Но пока наблюдаю пресловутое детское отсутствие эмпатии.

Вот у меня в книге люди, верящие в перерождение и возвращение душ, всё равно горюют о близких. И даже их религия, призванная, казалось бы, давать утешение, не особо помогает.

Пока чародейка медлила на границе степей и кладбища, сгорбленная фигура отделилась от одного из домов и, бережно неся в руках пиалу с огнём, приблизилась к ней.

— Не плачь, девочка. Или ты хочешь, чтобы твоим мертвецам размыло дорогу, и им тяжелее было вернуться домой? — произнёс старик.

Эларис улыбнулась сквозь слёзы.

— Пока ещё никто не вернулся таким, каким был, а другого мне не нужно, — горько произнесла она.

Так что вот, не нужно мне другого кота. Ни белого, ни черного. Я хочу, чтобы этот еще поскрипел(

И в качестве постскриптума, когда теряется смысл и не знаешь, за что бороться, борись за кота. Кот хочет кушать.

*

Лоб горит, прошибает холодный пот,
И во рту слюна солона на вкус.
Как же так, ребят,
У меня же кот,
Кто покормит кота, если я не вернусь?

Я не жду, что меня кто-нибудь поймёт,
Дай-то бог, чтоб не кинули сразу в бан.
Он же любит вафли, дурацкий кот,
Он же жрёт их прямо сквозь целофан.

Он же ночью, братцы, орёт как черт,
Он же спит калачиком у двери.
Я иду сквозь дым, мне глаза печёт,
Я прошу его: миленький, не ори.

Не ори, а не то
я сам заору,
Выше гор,
Выше
горящих небес.
Я один как перст,
Я не воин здесь,
Кто покормит кота, если я умру?