Танго на набережной (ну, такой пятничный отрывок)))

Писальные ангелы есть )))
Я вообще-то без всякой надежды набрала "танго, девушка в тельняшке" - и мне выдали... девушку в тельняшке. И именно таку, какая была у меня в голове - только сместо двух кос одна - но это было даже интереснее и правдоподобнее, поэтому я быстренько переделала текст.
Интересно, что в видео тоже ночь. Всё, как у меня. Правда, герой не похож. Здесь Павел Собирай, тренер по танцам, преподаватель танго-нуэво.
Но девочка - она ))
И даже музыка попала в то, что нужно - волшебная и чувственная.

Что касается тельняшки - для князя тельняшка на девушке - особенный знак. Почему - это будет понятно из самых ближайших глав...

...Фестиваль позади. Последние дни - самое интересное. Стрит-данс. Все отдыхают и танцуют, как хотят и в чем хотят. И при этом всё мощно, красиво, свободно. Побережье превращается в один огромный танцевальный зал. Ты вписан в целый город. Ты победитель, тебе можно. Мимо тебя едут машины, автобусы, пассажиры высовываются из окон, кричат что-то, машут руками. Вокруг тебя собираются горожане. Тебя фотографируют, тебе хлопают. 

Вероника сегодня звезда. В Болгарии много красивых девушек, это я уже понял, но Вероника и здесь звезда. На ней потрясающее платье – глубоко-лиловое, как ночь, а снизу, почти с полу, словно взметнулся огонь. Оранжевые языки пламени пляшут, когда она делает крутые повороты, юбка разворачивается во всю ширину, и кажется, она танцует посреди костра.

- Леди, тут надо наделать искорок, - говорю я развязно, вглядываясь в её лиф. - Звёздочек... Тут и тут...
И нахальным пальцем показываю две точки, где по моему мнению должны быть звёздочки. Если бы это была пани, я бы схлопотал по морде. Но Вероника только смеётся и говорит спокойно:
- Ты пьян.
Ну, пьян, - думаю я философски, - как и все вокруг...

Да, всё ещё не верится. Что после стольких месяцев нечеловеческих репетиций можно ни о чём не заботиться и просто отдыхать, танцуя, и остро чувствовать красоту вокруг. Красоту ночи, красоту танца, красоту женщины.... 

Варна утопает в цветах. Всё пышно цветёт и благоухает. Спиреи, иудино дерево, багряник. И, конечно, розы. Завтра мы улетаем, а тут, в Болгарии, начнётся ежегодный традиционный фестиваль роз. Здесь какой-то бесконечный фестиваль, и я понимал, что насладиться всем этим нужно на полную катушку, потому что в Москве этого не будет. В Москве этого просто не бывает.

И я уже совсем собрался присмотреть хорошее вино и отправиться к Росите-Розе, чтобы довкусить все тонкости аргентинского танго, которыми ещё не проникся.

Собственно, я уже шёл. Очень легкомысленно шёл, раскачиваясь и отщёлкивая такт пальцами: "Там были девочки, Мар-руся, Р-роза, Р-рая…"
Нет, не так, надо так: "Там были девушки, Р-росита, Р-роса, Р-роза…"

И вдруг увидел её.

Я её сразу узнал. Сердце остановилось на мгновение - я не успел себя осадить. Не успел сказать, что этого не может быть!

Она сидела на скамеечке на набережной. Совсем пацанка, школьница. В белых джазовках, в каких-то бурых штанцах, которые сейчас носят подростки – мешковатых, с огромными карманами. И в тельняшке. На ней была тельняшка! Та самая, моя! Поэтому я и узнал её издалека! И она была такая же просторная на ней, как та, моя… Светлые волосы были небрежно заплетены в косу. Издалека мне даже показалось, что косы две, потом я сощурился и увидел, что одна, перекинутая через плечо.

Но у меня всё равно успели высохнуть губы.

Я вдруг понял, что это она была в зале тогда, во время концерта. Я не ошибся, когда почувствовал её присутствие. Это она была! Может быть, я даже увидел её, когда зал озарялся вспышками цветомузыки. Увидел – и не осознал. И потом она всё время была незримо рядом в бушующей толпе…

Рядом с ней сидел какой-то долговязый пацанчик, он курил, иногда взглядывая на неё из-под огромного козырька бейсболки. О чем-то они там тихо беседовали, не обращая ни на кого внимания, этот пацанчик и моя Белка. В какой-то момент она взяла двумя пальцами его сигарету, немного затянулась и вернула обратно. Я смотрел, не в силах двинуться.

А потом меня объял страх, что она может уйти. Надо было что-то делать.

Единственное, что я мог сделать в такой ситуации адекватного – позвать её на танец. Она не могла не танцевать, иначе она была бы по-другому обута.

И я пошёл через дорогу сквозь музыку танго, которая заполняла собой всю площадь и весь город, пошёл, словно слепой, словно автомат. Шёл и думал: если она откажет – я умру.

Мы встретились глазами и несколько секунд смотрели друг на друга. Не проронив ни слова, она поднялась. Отшагнула немного от лавки, давая нам обоим пространство, и медленно, плавно подняла руку мне за плечо. Конечно, ей не хватало высоких каблуков, но она легко встала на цыпочки, словно так и ходила всю жизнь.

Я обнял её. Оказывается, у меня пересохли не только губы, а всё горло, было непонятно, как теперь дышать. Но оказывается, можно было не дышать. Потому что вся жизнь теперь была сосредоточена в этой маленькой девочке с простым лицом без капли косметики, грубовато, по-тинейджерски одетой, с небрежной причёской без всяких украшений.

С первого па я почувствовал крутой профессионализм. Скорее всего, балетное училище.

Не было в ней этой пышной, тягучей знойности, присущей латиноамериканкам. Да, это была балетная девочка - лёгкая, как дуновение, ломкая, но одновременно гибкая и сильная. И очень чуткая. Такую чуткость развивает только танго.

Конечно, я ошибся в её возрасте. Ей было, может, чуть больше, чем мне. У балерин вообще сложно отследить возраст. То, что она – балерина, я не сомневался.

Тело под тельняшкой было знакомое - тонкое, нежное, юное. Но, конечно, это была не Белка. Конечно, это была не пани. Это была девушка-загадка, и было ясно, что я не хочу её отгадывать. Всё, я завтра улечу. Хватит!

Но безотчётно я рисовал на её неброском лице то Белку, то пани, и каждый раз у меня сжималось сердце.

А когда смотрел ей в лицо ищущим взглядом, видел одно и то же – опущенные ресницы и спокойно сомкнутые губы. И только однажды, когда я, уже слегка задетый её бесстрастностью, начал становится дерзким, почти хищным, она вдруг подняла на меня глаза и блеснула улыбкой – короткой и понимающей.

И в этот момент музыка кончилась. Я подвел её к долговязому кавалеру, поцеловал против правил руку и побыстрее ушёл.

Больше мне ничего не хотелось. Я был полностью опустошён, выпит, выпотрошен. Все тридцать три удовольствия для финала фестиваля...

---------------------------