Честь. Субботний ФМ

Сегодня без новых кусочков Песни - начало сюжетки Аллека уже есть в моей телеге, а сюда принесу его через недельку. Я тут вспомнил, что собирался поставить цену на Вариации в начале августа. Что ж, середина - это ведь почти начало, не так ли? По крайней мере, месяц тот же. В общем, в понедельник книжка станет платной. В честь этого все выходные на два предыдущих тома Танца маленьких искр будут действовать скидки.

Пользуясь случаем, упомяну и инициативу Анастасии Разумовской с промокодами за отзывы и рецензии. На любую из моих книг такой промокод получить можно, отписавшись там или мне в личку. На любую, это значит, включая и Вариации, которые станут платными завтра, да.

Ну а рекламировать цикл будет кусочек, который я сам очень люблю, из первого тома. Как всегда, спасибо Марике за традиционный субботний флэшмоб.

Король пристально смотрел на сына. Эндрил сжался под тяжестью этого взгляда. Слишком свежи в памяти были воспоминания о десятках подобных разговоров наедине. Нужно отдать отцу должное, он никогда не отчитывал юношу в присутствии слуг, посторонних или тем более членов семьи. Однако стоило им остаться вдвоём, и он всегда смотрел вот так — осуждающе, разочарованно. Будто юноша в чём-то провинился. Будто даже его мысли, способ мышления, расстраивали отца. И Эндрил всегда терялся под этим взглядом. Стеснялся самого себя.

Но сейчас всё должно быть иначе.

Эндрил поднял глаза.

— Отец, прости. Я был рад любой возможности вернуться. Пусть и с опозданием. — примиряюще сказал он. — За два года я соскучился по матери, сестре. Соскучился по двору и ветвям Царь-древа. Это не говоря уже про погоду, которая пусть и не идеальна, но всяко лучше, чем на Севере.

— Как я погляжу, — медленно произнёс король, глядя на его лицо. — наше Царь-древо тоже соскучилось по своему принцу.

Эндрил вздрогнул. О, это был хороший выпад. Удар по самому плохо защищённому месту. Гордости принца и его самолюбию.

Он не ожидал, что король может узнать о случившемся в порту, по крайней мере, так быстро. Без сомнений, на каждой из ветвей у него были свои люди. Даже если они не видели потасовку и постыдный побег Эндрила, слухи определённо дошли бы до них рано или поздно.

Вот только, если это случилось, разве не должен уже лорд Куррентер быть взят под стражу? Он или его сыновья. Нападение на кровного принца — независимо от теплоты их с королём отношений — это не избиение служанки или кража столового серебра из дворца. Это практически государственная измена. И, если о таком знает король, она не должна остаться безнаказанной. Даже если наказание станет пустой формальностью.

Вот только в зале не было лорда Куррентера, и пронырливый Элрон ничего не знал о его преследовании или чём-то подобном. А отчитать за случившееся король решил Эндрила.

— Не ответишь? Хорошо. Возможно, ты немного поумнел на Севере. Хотя другие твои действия говорят об обратном. Завязать стычку с отпрысками одного из важных родов в первый же день после двухлетнего отсутствия. Как, по-твоему, это должно сказаться на моей репутации?

— Завязать стычку? — опешил Эндрил. — Сынки Петера Куррентера на меня напали! Прямо в порту! На Царь-древе! На моём Царь-древе! Можешь такое представить? И ты обвиняешь в этом меня?

— До меня дошли слухи, — также спокойно продолжил отец, — что перед тем, как отправиться на Север, ты обесчестил старшую дочь их дома.

Эндрил дёрнулся будто от пощёчины и отступил ещё на шаг назад, пряча лицо.

О, оказывается, прошлый удар был лишь проверкой. Лишь финтом перед настоящей атакой. Подлой, неожиданной и болезненной.

Конечно же, принц знал, что интрижка с Луизой может выйти ему боком — девушка была ветрена и любила пикантные сплетни. Как и рисковать, флиртуя с ухажёрами, будучи помолвленной. Делалась такой недоступной, но в то же время раз за разом подтрунивала других. Именно этот риск отчасти и заинтересовал принца два года назад.

Знал он и о том, что если произошедшее откроется, разговор с отцом будет неизбежен. Король терпеть не мог копаться в чужом грязном белье, но никогда бы не упустил очередной случай отчитать сына. А потому Эндрил знал и как следует поступить в этой ситуации.

Всё, что от него требовалось — опустить глаза, состроить невинное личико и напустить на себя маску раскаяния. Покаяться, что его дружеское общение с дочкой лорда было расценено, как нечто большее. Признать, что был неосмотрителен или даже глуп, а также заверить, что в ближайшие дни он проглотит свою гордость, встретится с главой семьи Куррентеров и принесёт глубочайшие извинения. А затем переходить к разговору, ради которого он прибыл.

Была лишь одна проблема. Знать, как поступить, и сделать так — порой совсем не одно и то же.

Он едва не задохнулся от гнева. Всё накопленное за утро смешалось, закипело внутри. Ненависть к мерзавцам, которые на него напали. Его собственное бессилие. Несправедливость, которая преследовала его с прибытия домой. Сам факт того, что этот дом совсем не рад его видеть. Лицо матери, полное сожаления. Братья, о рождении которых он даже не знал. Радостное приветствие подросшей сестры, которая искренне не понимала, почему была разлучена с ним так долго.

Несколько недель Эндрил предвкушал этот разговор. Разговор, который должен был вернуть ему расположение отца. Помочь вновь обрести дом, семью. Дать наконец шанс сделать что-то великое. Помочь королевству и даже, может быть, обрести славу.

И он знал, что ему могут помешать лишь собственные чувства. Собственная неосторожность или несдержанность. Его глупость и ребячество. Те качества, по которым и станет бить отец.

И всё же не смог сдержаться.

— Почему, — с ненавистью процедил принц, — все так любят использовать это слово? Ты ведь говоришь о девчонке из семьи торгашей, лишь недавно получивших место в совете. О семье, чей отец распустил армию их дома, чтобы выгадать побольше денег. О семье, чей отец подкладывал свою дочь под каждого долбанного проходимца, у кого в кошельке звенели монеты. О семье, которая понятия не имеет, что вообще значит слово «честь». И о девушке, которая была рада оказаться товаром. Словно мешок лука или ящик с сушёной рыбой. И такой же безмозглой, кстати. Так почему же ты, отец, решил использовать слово «обесчестил»? Не правильнее было бы сказать «оказал честь»?