Пьеса

Так случилось, что однажды я написал пьесу о туркменах, приехавших в Москву. Это было в те далекие вермена, когда в Туркмении закрывали библиотеки. На данный момент актульность сего факта уже сомнительна, однако другие отылки до сих пор могут вас позабавить.

Предполагаю, что пьеса эта - махровый постмодерн. Однако, вам решать.

______________________

"Звезды на туркменском ковре"

 Действующие лица:

   Гозель - старшая сестра, 21 год

   Зыба - средняя, замужняя сестра 19 лет.

   Джемиле - младшая, 16 лет

   Гюльджан - юноша с женским именем

   Рустем - брат 30 лет

   Муха

Действие первое.

   Туркменская чайхана в Москве. Скупой вечерний свет тянется в немытые окна. Огромная комната почти пуста. На полу - некогда дорогой, но ныне засаленный и затоптанный ковер. Посредине ковра - трехлитровая банка старого варенья. У ковра сидят Гозель и Зыба в небрежно надетой туркменской одежде. Зыба ковыряет золотые зубы спичкой, Гозель расчесывает длинные волосы огромным гребнем.

   Гозель: Ах, Зыба! Как грустно, как невыносимо грустно, что наша чайхана так быстро пришла в запустенье.

   Зыба: Это все Москва! Паршивый климат. И варенье!

   Гозель (откладывает гребень, встает и подходит к окну): Да при чем тут варенье?

   Зыба: Не жрут. И чай не пьют. Вот мой Митенька все только пиво да водку...

   Гозель: О, если бы покойный папенька слышал!

   Зыба (в злости перекусывая зубочистку): Папенька изволил отдать Аллаху душу вовремя. И не тревожь его прах.

   Гозель: Ах, право, сестра! Как грустно и в то же время светло на моей темной душе. Словно что-то хорошее, радостное вот-вот случится с нами.

   Зыба: Да ты никак от скуки кальянчиком балуешься?

   Гозель: Чай и только чай действует на дух утешительно. Жаль, что русские об этом забыли. Говорят, раньше русские пили чай...

   Зыба: Брешут. Как верить? Ни одного посетителя вторую неделю.

   Гозель: Зато русские читают. Как я мечтаю научиться читать, сестра! Весь мир открыл бы мне свои тайны. Вот так вижу: стою я в голубых шелках посередь пустыни, и караваны верблюдов заслоняют солнце, а тени их ложатся мне под ноги. Я захочу - лечу, точно птица, потому что я прочла много-много книг.

   Зыба: Посол Аллаха велел жечь книги. В Туркмении ни одной библиотеки! Посол Аллаха сказал: много книг - гордыня и заблуждение.

   Слышится грохот, а затем птичий крик.

   Зыба (вскакивая): Что это?

   Гозель: Это чайка в холодильнике.

   Зыба: Выпустите ее!

   Гозель (меланхолично): Не надо. Там и так пусто, пусть будет хоть чайка!

   Мимо окна пролетает книга. Через мгновение - другая.

   Зыба: А где Джемиле?

   Гозель: Наверху с Гюльджан. Это он кидает книги.

   Зыба: Странный юноша. И читать умеет, и имя ему дали женское. Нехороший знак.

   Гозель: Он сын папиного друга. Ему совершенно нечего делать в Москве, вот он и читает весь день.

   Зыба: Пусть едет обратно в Ашхабад. Будет хорошим погонщиком туров. А может поведет караваны.

   Мимо окна пролетает еще одна книга, из холодильника снова слышен птичий крик.

   Сестры молча поднимаются и скрываются на кухне. Птица кричит неистовее, слышится возня и все затихает.

   С потолка на варенье пикирует муха.

   Муха: Зззззззззз.... Засахарилось!

   Гаснет свет. Занавес.

Действие второе.

   Крыша московской многоэтажки. На небе зажигаются первые звезды. У края крыши сидят Джемиле (она очень красива, одета современно, из национальной традиции - вышитая узорами повязка на руке) и Гюльджан (высокий юноша с ясными глазами, в современной одежде и в папахе). За спиной у них гора книг. По ходу беседы Гюльджан сбрасывает книгу за книгой с крыши и провожает взглядом.

   Гюльджан: Ах, вот - Станкевич. Очень кстати! (бросает книгу) Что за повязка у тебя на руке?

   Джемиле: Оберег! Все, что осталось. Ведь я все решила. Пойду в школу. Ты поддержишь меня на семейном совете?

   Гюльджан: Что сказать тебе? Вечный вопрос! Куда как лучше в незнании и невежестве. Тихо, просто, бессонница не мучает. Эти книги свели меня с ума. Вот, полюбуйся: Достоевский. Это точно не тот, кто научит тебя счастью!

   Джемиле: Но, Гюльджан!

   Гюльджан: Да, мне знакома это тоска. Но ее не утолить, милая! Это словно в туркменскую жару пить студеную воду, а не чай. Чем больше пьешь, тем больше хочется. Я поцелую тебя.

   (тянется за поцелуем, но Джемиле осторожно отстраняется)

   Гюльджан: Вот послушай, это стихи:

   Белеет парус одинокий

   В тумане моря голубом.

   Что ищет он в краю далеком?

   Что кинул он в краю родном?

   Джемиле: Красиво. Ты придумал?

   Гюльджан: Почти. Ты хочешь учиться. А я хочу любить. Только любовь способна...

   Джемиле: Ох, Гюльджан, ты не исправим в своих мечтаниях. Я хочу учиться не потому, что меня томят вопросы. Пойми: бизнес зачах, сестры уже немолоды, да и брат идет своим путем. Я хочу получить маленькую профессию, чтобы иметь в холодильнике свою чайку, а во дворе - вишневое дерево.

   Пауза, Гюльджан крутит в руках книгу, швыряет ее вниз, берет следующую, читает и сует в руки Джемиле.

   Гюльджан: Вот! Прочитаешь, когда сможешь. Чехов тебе понравится.

   Джемиле: Ты бы мог стать погонщиком туров.

   Гюльджан: Я бы хотел стать пиратом. Единственное стоящее занятие для юноши.

   Джемиле: Что они делают?

   Гюльджан: Разбойничают. Берут на абордаж простые торговые суда. Грабят, пьют ром и поют песни.

   Джемиле: Ты хочешь быть бандитом?

   Гюльджан: Эээ, женщина, ты не понимаешь. (Гюльджан сбрасывает книгу с крыши, роется среди остатков, достает синий том и протягивает девушке) Вот! "Остров сокровищ!" Тоже годится для начала.

   Джемиле: Странно это. Ты столько читал. А подчас болтаешь всякие глупости. Может, ты не то читаешь?

   Гюльджан: Нет. Просто слишком много сразу. Видишь: черное облако летит над Москвой? Я сразу вспоминаю черных всадников, врагов Аллаха, сошедших развлечься на Патриаршие пруды. Мне кажется, я слышу их усталый разговор, позвякивание оружия. Они говорят на туркменском. Странно. Это воображение.

   Джемиле: Как телевизор?

   Гюльджан: Нет, телевизор можно выключить.

   Пауза. Еще одна книга летит вниз.

   (Гюльджан обнимает Джемиле и целует быстро в щеку).

   Гюльджан: Выходи за меня.

   Джемиле: Ты будешь пиратом?

   Гюльджан: Я буду продавцом в книжном магазине.

   Джемиле (удивленно смотрит на него): Где?

   Гюльджан: Мы откроем в Ашхабаде книжный магазин, станем сами переводить с русского и печатать. Туркмены должны читать.

   Джемиле: Ты только что говорил иначе?

   Гюльджан: Не слушай меня, милая! Слушай ветер! Он шепчет о том, что мир принадлежит смелым...

   Джемиле молча берет книгу и сбрасывает с крыши.

   Гюльджан: Ты только что сбросила Канта, любимая!

   Свет гаснет. Занавес.

Действие третье.

   Просторная комната чайханы. Тот же ковер. То же варенье. На ковре рыдает Гозель. У окна стоит брат Рустем в туркменском национальном наряде. За окном ночь, то и дело пролетают книги.

   Рустем: Ну, хватит! Невозможно слушать! Где же Зыба?

   Гозель: Ушла домой. Забрала дохлую чайку и ушла варить суп. Мужу!

   Рустем: А Джемиле, Гюльджан? Куда подевались эти бездельники? Я всыплю им, точно всыплю! Слышал, Джемиле сняла костюм и надела джинсы. Еще чего доброго поженятся!

   Гозель (рыдая): Одна я осталась! Хочу домой, в Ашхабад. Там тепло! Там яблоки пахнут яблоками.

   Рустем: Не реви, дура! Все: В Москву! В Москву! А ты - в Ашхабад.

   Гозель: А почему ж все в Москву???

   Рустем: Пес его знает. Модно. Ты, вот что, сестра, надень платье почище. Я тебя с участковым познакомлю.

   Гозель (рыдая еще громче): Он старый!

   Рустем: Да не реви ты! Не старый! И книжки любит и цветы. Что ж, что участковый? Ему тоже, как и всем, жена нужна. Пойди, переоденься.

   Гозель, всхлипывая, уходит.

   Рустем (ковыряя ложкой старое варенье): Участковый нам очень даже на руку. Чайхане кранты, это ясно. Вернее пивную открыть. А можно и зубной кабинет...

   По варенью бродит усталая муха:

   Муха (жужжит уже еле слышно): Ззззсахарилось! (через паузу) Зззаведение. Зззубы...

   Гаснет свет, занавес.

   За занавесом голос Гюльджан:

   "А книги все падали и падали...

   И звезд становилось точно рису на черном туркменском ковре!"