Мой брат, мой критик

Есть писатели, которые боятся чистого листа. Я же боюсь своего брата. Снобизм — это своего рода защитный механизм. Броня, сваренная из цинизма и хорошего вкуса, за которой прячется... а что, собственно, прячется? Этот вопрос я задаю себе каждый раз, когда отдаю ему на вычитку новую главу. Он — мой первый читатель и, по совместительству, самый суровый критик, способный одной фразой отправить в нокаут все мои творческие амбиции.

Я — начинающий писатель. Это значит, что большую часть времени я смотрю в экран MacBook, пью дешевый кофе и пытаюсь убедить себя, что «великий русский роман» — это не просто строчка из чужого анекдота. Мой арсенал невелик. Зато у меня есть брат. Он — полная моя противоположность: классический сноб из башни «Федерация», для которого «рефлексия» — синоним безделья, а единственная книга, достойная внимания, — биография Уоррена Баффетта. Ой, я сказал про башню. Учитывая этот сайт с его намеками, хочется сказать: здесь нет никакой башни, которую вы страстно ищете. Хотя порой можно заметить, как на этой башне вертится новая моя книга, которая ему «понравилась».

И вот, вернемся. Для большинства людей снобизм — черта отвратительная. И я с этим немного согласен. Ведь человек способен испортить любой вечер своими комментариями о чем угодно, от крафтового пива до новой постановки в «Заглотус-центре». И все же, в какой-то момент я поймал себя на мысли: а что, если в этом есть своя, пусть и извращенная, польза? Мне пришлось ее найти, просто чтобы выжить. Каждый наш разговор о моих идеях, где я в роли типо художника, а он в роли критика, заканчивается его вердиктом: «Ну, картина маслом». Причем под «маслом» он, кажется, подразумевает что-то жирное, тяжелое и совершенно неудобоваримое, что я пытаюсь ему скормить под видом высокого искусства. Хотя порой это масло хочется затолкать ему в куда более интересное место.

Его критика — это не «советы бывалого». Это точные, хирургические удары по самым больным точкам. «Старик, — говорит он, пробежав глазами мой новый рассказ, — это трогательно. Наверное, зайдет провинциальным барышням, которые ведут поэтические дневники о „Игре престолов“. Башня Ланнистеров, башня Старков и башня, которую они откладывают для более вдумчивого анализа, когда никого нет дома». После такого хочется утопить ноутбук в Патриарших и пойти работать бариста.

Но однажды ночью, в очередной раз переписывая абзац, который он назвал «ванильной чушью», я вдруг задумался. Что, если он — мой идеальный инструмент? Мой личный, беспощадный цензор? В конце концов, если моя история сможет пробить броню его цинизма, она сможет пробить любую стену.

Возможно, у каждого писателя должен быть свой «сноб»? Человек, который своей язвительностью заставляет тебя становиться лучше, злее, точнее. В этом городе, где все постоянно пытаются что-то продать — себя, свои стартапы, свои чувства, — может быть, самый честный человек — это тот, кто с порога заявляет, что всё это — ерунда? Если так, то мой брат — не просто сноб. Он — мой личный Белинский. Просто в костюме от Brioni и с отвратительным характером.