Субботний отрывок

За нагруженными подводами вкатилась черная крытая повозка, на которой тускло блестел бронзой, втихаря проклинаемый всею Яровией, знак - две перекрещенные метлы с собачьей головой – царские опричники. 

Фролка, стоявший за плечом, вышедшего из гостевой избы Всеволока, шумно выдохнул и зло сплюнул: – От же. Принесла нелегкая…

– Цыц, дубина. – негромко осадил холопа боярин. – Нам еще только этих псов злить не хватало…

Тем временем, из брички резво выпрыгнул, опершись на руку расторопного вихрастого малого, видимо слуги, высокий худой человек с черными, закрученными кверху усиками и маленькой, аккуратно подстриженной, бородкой. На нем была, расшитая красными узорами, приталенная синяя бархатная куртка с широкими рукавами и ярко переливающимися перламутровыми пуговицами, синие панталоны и такого же цвета замысловатый берет с белым пером. Пышный кружевной воротник сиял накрахмаленной белизной. На вытянутом лице человека появилась улыбка, открывая большие лошадиные зубы. Оставшийся возле брички слуга тоже был разодет на западный манер, не смотря на хитрую яровитскую рожу.

– Срамота… – очень тихо прошептал Фрол, увидев приезжего.

Сидевший на козлах брички, суровый, заросший до самых бровей, патлатый мужик в заляпанном казенном кафтане с бляхой Разъездного приказа на груди, неодобрительно сплюнул, поглядев на своего седока. Потом ученый человек, а это был явно он, зачем-то поприседав, вытягивая вперед руки, подошел к встречающим. Мывшие, во дворе гостевой избы, посуду, девки громко прыснули смехом. Фролка, разглядывая нелепо разряженного персонажа, шепотом высказал боярину опасение, что еще придется искать где-то толмача. Но, оказалось, что ученый довольно давно живет в Яровии и неплохо изучил язык, хотя и говорит с акцентом, иногда забавно коверкая некоторые слова. 

– Сдраф пють, боярин! Мне написаль твой царь, што тебя совут Крусина! – важно сообщил, раскланиваясь, приезжий. – Я профессор альхимий, мастер магий, член Царский Академий – Густав Редкарф!

– И тебе здравия, Густав. – не понимая, надо ли ему кланяться, как равному, Всеволок просто склонил голову.

В этот же момент, из опричной повозки вышел молодой стройный юноша в темно-сером кафтане и такой же суконной шапке, отороченными волчьим мехом, и довольно развязной походкой направился к Всеволоку. Разговоры на его груди были ярко-красные, а на перевязи болталась неширокая, чуть искривленная льяхетская сабля. За расписным красным кушаком виднелись простой пистоль и кинжал в узорных ножнах. “Доверием царским, поди, пришибленный. Наглый…” – пронеслось в голове товарища воеводы.

– Опричного полку старший десятник Бешка Хлюзырь! – представился он, кривя губы под еще жидкими усами. Синюшные следы от прыщей на его лице задвигались. – Здрав, боярин. Прислан к тебе указом для надзора царского. 

– И тебе здрав, опричник. – посмотрев, что из повозки вылазят еще двое, и чуть помедлив, ответил Всеволок. 

Хлюзырь напрягся, видимо, усмотрев в приветствии товарища воеводы некую издевку, но смолчал.